В аэропорту меня встретил НВ. «ООО, капитан Флинт», — приветствовал он меня и закружил на аэропортовской тележке. Мы решили переночевать у НВ, а потом узнать, можно ли мне поставить облегченный гипс, с которым я могла бы ходить без костылей — у НВ был брат в медицине и «связи».
Гипс не поменяли — все было «серьёзно». НВ ухаживал за мной как неопытная, но обязательная сиделка. Вечером я узнала, что он опять собирается на дачу на неделю. Мы начали разговаривать.
Мой самый любимый, близкий, единственный мужчина на земле…
— Я Вам ничего не обещал. Вы всё придумали, мы даже не встречались, у нас не было отношений. Вы иногда приезжали, оставались на ночь, я не возражал. Какая ответственность? Да Вы изнасиловали меня, в конце концов, я не собирался с Вами спать. Наши отношения — это только Ваши иллюзии.
Это было настолько чудовищно, насколько и убедительно, я начала было проваливаться в бездну своей вины — ничего не было, я все придумала, я недостойна быть рядом с ним…. Но я стряхнула морок.
— НВ, Я не сумасшедшая!!! Мы жили вместе 4 дня в неделю, у меня ключи, вот моя одежда! Мы вместе спали, покупали продукты, занимались этим, блин, бытом. Вы неоднократно настаивали, чтобы я переехала совсем, с кошкой, Вы говорили, что я стала Вам дорога, говорили не раз! Я ничего не придумала!
НВ помолчал и спокойно ответил:
— А может, Вы и правы… Вы же знаете, я много принимал серьезных наркотиков и сейчас как аквариумная рыбка: в одну сторону плыву — помню, в другую — уже не помню. Я не помню этого, может и говорил… А знаете, может то, что Вы сказали — и было настоящей правдой, а то, что сейчас — нет? Кто знает? Да и какая уже разница?
И тут я разрыдалась от невозможного бессилия. Я не могла остановиться, слезы стекали в тарелку с едой, в чашку с вином…
НВ печально смотрел на меня, удрученно качая головой, словно я была дорогой сломанной куклой, которую уже невозможно починить.
Я плакала ночь, сразу, как проснулась, — все утро. НВ обещал остаться еще на день. Я слышала утром, как он говорил матери по телефону: «Я не могу сейчас приехать. Так получилось. Тут проблема. Потом расскажу». И как орала она в трубку: «Не понимаю, в чем дело??? Приезжай, я тебя жду». И конечно, она была в курсе, что я в гипсе и на костылях…
Назавтра НВ меня отвез меня домой и оставил с костылями, кошечкой и парой мешков продуктов. На всякий случай («Вам же в эти три недели не понадобится, а вдруг потеряете?») забрал у меня ключи от своей квартиры. Ключи попросили родители. И уехал к маме на дачу, ибо мама просила убирать урожай. Через пять дней вернулся: нужно было меня показать врачу и поменять гипс, потом, переночевав, опять отвез меня и уехал, на этот раз до снятия гипса, еще на две недели. «Последние, Ольга Викторовна, я потом вернусь в город и пойду на работу…»
В те встречи, когда я была в гипсе — мы не занимались любовью. НВ как-то сторонился, игнорировал меня. Я уже не чувствовала себя желанной женщиной, я чувствовала себя обузой. Калекой.
Помню момент, когда он приехал ко мне домой, в день, когда собирались снять гипс. Я его встретила на костылях. Он сразу кинулся к моей кошечке обниматься, потом — менять ей горшок. Не смотрел мне в глаза. Впервые, за все наше знакомство, мне показалось, что ему было неловко передо мной.
Сидя с гипсом, в первую неделю моей изоляции, я написала ему письмо. Мне очень важно было ему это сказать, я даже предупредила о письме, но письмо это так и не отправила.