Планета-мечта (СИ)

На углу бородатый старик торговал кувшинами из необычного оттенка зеленоватой глины. Я подошла и присела рядом, разглядывая расставленные на пыльной желтоватой земле кувшины, взяла один в руки. Кун остался ждать меня возле прилавка, а я, словно завороженная, разглядывала посуду таких знакомых оттенков. Кувшин переливался на солнце, играя оттенками, когда я поворачивала его в руках, а ведь видно было, что некрашеный. Я смотрела на кувшин, а он играл под лучами яркого солнца, словно драгоценный камень. Старик же в это время, странно щуря левый глаз, рассматривал меня саму. Старик этот, со своей темной с проседью бородой и лохматым ежиком волос, в темных изношенных штанах и выцветшем кожухе был и похож на крестьянина и не похож. Лицо у него было темное, словно печеное яблоко, морщинистое, но с виду, в общем-то, и не старое; а глаза светло-светло голубые. Я неожиданно подумала, что в молодости он сильно привлекал женщин: такие светлые глаза при темных волосах, высокий, и такая кривоватая улыбочка. Странный был старик. В кармане кожуха торчала у него пестрая грязноватая тряпочка, то ли носовой платок, то ли товар он ею полировал и протирал.

— Это ведь поозерская глина, — сказала я вдруг, — Что, прошлогодних запасов?

— Да, госпожа. Глаз у вас наметанный. Этот — прошлого года, а вон те, — старик указал на низенькие чаши с золотистым отливом кривым мозолистым пальцем, — уже нынешнего. Глина-то меняет оттенки.

Голос у него был низкий, словно колокол загудел. Старик поправлял манжету кожуха, с хитрецой поглядывая на меня. Руки у него были худые и узловатые, рукава кожуха едва прикрывали локти, и в груди кожух был ему тесноват, верхние пуговицы не застегивались, открывая поседевшую волосатую грудь.

— А что, в Поозерье еще добывают глину?

— А как же? Но меньше, чем раньше, конечно. Спрос теперь невелик. Альверденская знать была охоча до нашей посуды, а здесь не очень-то берут.

— Возить, наверное, далеко? — продолжала спрашивать я, поставив кувшин на землю.

— Да, это точно, — говорил старик уже не так напряженно. Он явно понял, что я не собираюсь ничего покупать, но не прочь был поболтать с понимающим человеком, — Половину посуды побьешь по дороге, да и знать здесь — тьфу! Живут, как крестьяне, и едят на обычной глине….

— А вы не скажете, где коневоды торгуют?

— А это вон туда, а потом направо. А вы князя торонского ищите? Он пошел туда только что. Говорят, вас сюда Посланницей прислали?

— Не совсем, — сказала я, — Меня прислали мирить вас с землянами.

— Да мы вроде и не ссорились, — сказал старик и засмеялся нам вслед.

Торонов мы увидели издалека, они выделялась даже в пестрой базарной толпе. Кстати говоря, кроме них, никого из нелюдей больше на базаре не было, и это было странно, очень странно. Но того, чего я опасалась, негативного отношения к нелюдям, я не заметила. О торонах говорили неплохо, без неприязни, а ведь они были наиболее агрессивным из нечеловеческих народов на Алатороа.

Я торопилась увидеть Тэя не только потому, что боялась, что он уйдет. На самом деле я просто хотела его увидеть. Это трудно объяснить, но я очень люблю Тэя.

Когда я увидела их, на душе у меня словно посветлело. Возможно, мою реакцию трудно объяснить, учитывая внешний вид торонов, но они всегда удовлетворяли мое эстетическое чувство, хотя кому-то может показаться это неким извращением. Тороны всегда очень нравились мне, они казались мне очень… красивыми, что ли. Представьте себе прямоходящего зеленого птеродактиля с небольшой, в буграх, угловатой головой. Орлиный клюв, длинные и узкие, вытянутые от клюва едва ли не до затылка золотистые переливчатые глаза. И три искривленных рога на голове, напоминающие царственный венец. Они страшны, опасны, ядовиты, вспыльчивы. И все-таки они мне очень нравятся. Красота — понятие условное. Те, кто увидит их фотографии, может ужаснуться, но если бы вы увидели, как они кружат над степью, выслеживая добычу, с копьями в когтистых лапах. Крылья у торонов не так велики, и они не могут подниматься на большую высоту, но тем своеобразнее их полет.

Их было трое. Двое, присев на корточки и распластав кожистые крылья в пыли, разглядывали лошадей. Третий разговаривал с торговцем. Он стоял боком к нам и первым заметил наше приближение. Когда он повернулся к нам, взметнув крыльями целую пыльную бурю, те двое вскочили тоже.

— Ну, и чудовища, — пробормотал Кун, — Как в кошмарном сне.

— Тэй! — крикнула я с облегчением оттого, что, по крайней мере, я его узнала. Память так избирательна, и потом, ведь я не видела его двадцать лет.

Он сложил крылья и пошел ко мне, поднимая когтистую лапу в ритуальном жесте. Когти были в зелено-желтой жидкости, которая стекала и капала на пыльную землю. Улыбаясь, я пошла к нему, тоже поднимая руку.

Мы сошлись, и наши руки соединились — ладонь к ладони. Жидкость, стекавшая с его когтей, была ядовита, но тороны могут регулировать ее ядовитость. Друг не умрет, враг — да. Тэй был немного ниже меня, но благодаря рогам казался выше.

— Тэй, — сказала я, — Ты узнал меня, да?