Планета мистера Сэммлера

Мистер Сэммлер решил выйти в сад и ждать там Эмиля. Запах сандалового мыла реял над ним. Возможно, на солнце этот запах выветрится. Не возвращаться же опять в ониксовую ванную ради того, чтобы смыть запах мыла. Там слишком душно.

— Возьми с собой кофе.

— С удовольствием, Шула. — Он отдал ей чашку и ступил на лужайку перед домом. — Мои ботинки совсем промокли вчера вечером.

Черная жидкость в чашке, белый солнечный свет, земля под ногами, зеленая, мягкая, разомлевшая, пронизанная расцветающей жизнью. В траве тысячекратный отсвет множества капель, их глубинная белизна, вспыхивающая всеми цветами радуги всюду, где луч касался росы: нечто вроде огней большого города с борта реактивного самолета или россыпи галактик в пространстве.

— Садись сюда. Сними ботинки, а то простудишься. Я подсушу их в духовке. — Опустившись на колени, она сняла с него мокрые ботинки. — Господи, как ты в них ходишь? Ты что, хочешь подхватить воспаление легких?

— Эмиль должен вернуться сразу или он будет ждать этого ненормального?

— Я не знаю. Почему ты всегда называешь его ненормальным?

Как ты опишешь одного ненормального другому? А сам он — разве у него совершенно здоровая психика? Конечно, нет. Они его родня, а он — их. У них общая основа.

— Потому что он затопил дом? — сказала Шула.

— И поэтому тоже. Потому что он летает по небу со своими фотоаппаратами.

— Он старается найти деньги. Что в этом ненормального?

— Откуда ты знаешь про эти деньги?

— Он сам мне рассказал. Он думает, тут целое состояние. А ты что думаешь?

— Понятия не имею. Но в этом весь Уоллес — сокровища Али-Бабы, капитана Кидда или Тома Сойера.

— Но, кроме шуток… он говорит, что в доме спрятано сокровище… куча денег. Он не успокоится, пока не найдет их. Все-таки это не совсем порядочно со стороны кузена Элии…

— Умереть и не сказать, куда он их спрятал?

— Ага. — Похоже было, что столь четкое выражение ее мыслей слегка пристыдило Шулу.

— Это его дело. Элия сделает так, как он считает нужным. Я полагаю, Уоллес просил тебя помочь ему найти тайник.

— Да.

— И что, он обещал тебе вознаграждение?

— Обещал.

— Я не хочу, чтобы ты впутывалась в это дело. Держись от него подальше.

— Принести тебе тост с маслом, папа?

Он не ответил. Она удалилась, унося с собой его мокрые ботинки.

Несколько маленьких самолетиков с урчанием и фырканьем кружили в небе над Нью-Рошелью. Возможно, Уоллес пилотировал один из них. Для себя самого — рычащий центр. Для нас — жужжащий шмель, жук, мошка, пробирающаяся на крылышках сквозь голубые километры. Сэммлер отодвинул свой стул в тень. То, что на солнце казалось массой сосновой хвои, в тени расщепилось на отдельные деревья и иглы. И тут из-за высокого забора вынырнул серебристо-серый «роллс-ройс». Засверкали геометрическими монограммами великолепные пластины радиатора. Эмиль вышел из машины и посмотрел вверх. Над домом кружил маленький желтый самолет.

— Это Уоллес, точно. Он говорил, что собирается лететь на «сессне».

— Я тоже полагаю, что это Уоллес.

— Хотел попробовать свой аппарат над знакомыми местами.

— Эмиль, я ждал вас, чтобы поехать на станцию.

— Конечно, мистер Сэммлер. Только поезда сейчас ходят редко. А как мистер Гранер? Вы что-нибудь знаете?

— Я звонил ему, — сказал Сэммлер. — Никаких перемен.

— Я с удовольствием отвезу вас в город.

— Когда?

— Очень скоро.

— Это помогло бы сэкономить время. Мне надо заехать домой. Вы не собираетесь на аэродром за Уоллесом?

— Он хочет приземлиться в Ньюарке и доехать автобусом.

— Вы думаете, он знает, что делает, Эмиль?

— Если б у него не было прав летчика, ему бы не позволили летать.

— Я имею в виду не это.

— Он из тех ребят, которые хотят идти по жизни своей дорогой.

— Я не вполне уверен, что он всегда знает, куда идти…

— Он выясняет это по дороге. Он говорит, что так делают «художники действия» [12].

— Хотелось бы верить, что все сойдет хорошо. Ему бы не следовало летать сегодня. Его чувства, каковы бы они ни были — соперничество с отцом, горе или что другое, — могут сослужить ему плохую службу.

— Будь это мой отец, я бы сейчас был в больнице. Но теперь все не так. Нам, старикам, приходится с этим мириться.

Приподняв кепку так, чтобы тень от козырька падала на глаза, Эмиль следил за жужжащим самолетом. Он открывал взгляду весь свой длинный, широкий у основания ломбардский нос. Хищное лицо, типичное лицо жителя северной Италии. Кожа туго облегала кости. Может быть, и в самом деле, как утверждал Уоллес, когда-то он был Эмилио, лихой шофер знаменитых мафиози. Но сейчас он достиг возраста, когда у крепко сколоченных людей появляются первые признаки старческой хрупкости. И осанка не та, и плечи поникли, на затылке залегли грубые складки. Он прочно связан с замечательным, почти совершенным средством передвижения по земле. Ему не до соперничества с воздушным флотом. Он прислонился к капоту, скрестив руки, предварительно убедившись, что никакая пуговица не царапает блестящее покрытие. Похлопывает козырьком пахнущей волосами кепки по крупным морщинам, которые террасами спускаются от волос вниз.