Они незаметно прокрались вдоль подножия громадной стены, пока не нашли небольшой зазор в том месте, где стена обвалилась. Стараясь никому не попасться на глаза, они осторожно выглянули из-за упавших кусков скалы и обломков строительного дерева, чтобы посмотреть, что происходило внутри лагеря. Ярость зажглась в груди у Ракеты, когда он увидел Цезаря, привязанного к кресту на помосте – словно трофей, который был выставлен на всеобщее обозрение, – и остальных обезьян, закованных в цепи и запертых в загонах для скота. Ракета вспомнил клетку, в которой его когда-то держали, еще давно, в городе, в убежище для приматов, до того как Цезарь освободил его и других обезьян. Снова увидев обезьян в клетках, после стольких лет борьбы и лишений, Ракета почувствовал себя совсем нехорошо.
«Никогда больше», – поклялся он.
Он стал наблюдать за караулом на сторожевых башнях, пытаясь понять, имеется ли хоть какая-нибудь возможность проникнуть мимо них внутрь лагеря, чтобы подобраться к Цезарю и остальным. Внезапно раздавшийся стук копыт, явно приближающийся к ним, заставил обезьян отползти от стены и броситься через заваленное снегом пространство к громадной куче валунов метрах в пятидесяти от них. С выпрыгивающим из груди сердцем они вскарабкались на камни и укрылись за ними, и в этот самый момент конный охранник галопом вылетел из лагеря и поскакал патрулировать окружающую лагерь территорию.
Ракета облегченно вздохнул. Они едва избежали смертельной опасности. Если бы они не поторопились, их бы наверняка заметили. Вместе с Морисом, который из-за камней рассматривал хорошо охраняемый тюремный лагерь.
«Как мы попадем внутрь? – знаками спросил орангутанг. – Люди повсюду».
Но Ракету удержать было невозможно.
– Как-то надо пробраться…
Он заметил, что Плохая Обезьяна заинтересованно смотрит на них, изучая движения их пальцев, – ему очень хотелось понять, о чем они говорили. Ракета пожалел безграмотную обезьяну, и ему тоже захотелось узнать, понял ли шимпанзе хоть что-нибудь из их разговора. Может быть, он знал, что нужно делать? Обеспокоенное выражение на лице Плохой Обезьяны говорило о том, что суть он уловил. Он постучал Мориса по плечу и, направив пару пальцев на лагерь, изобразил знак «попасть внутрь» – так, как он его понял.
– Внутрь?.. – прошептал он. – Внутрь?
Морис в подтверждение кивнул.
– Нет! – глаза Плохой Обезьяны расширились от ужаса. – Не надо внутрь!
Ракета оставил без внимания предупреждение шимпанзе. Он был заинтересован только в одном – найти способ освободить Цезаря и других попавших в плен обезьян. Плохая Обезьяна в страхе попятился.
– Друзья! – взмолился он. – Друзья! Внутрь не надо! Не надо вну-у-у…
Без всякого предупреждения он внезапно исчез, и теперь его голос доносился откуда-то из-под земли. Пораженные, Морис и Ракета бросились к тому месту, где он стоял несколько мгновений назад, и нашли его висящим на кончиках пальцев на краю глубокого черного колодца, которого – Ракета мог поклясться – раньше в этом месте не было.
«Что это такое?»
Ракета наклонился и схватил Плохую Обезьяну за руку. Кряхтя, он вытащил шимпанзе из колодца, в глубине души надеясь, что земля под ним не провалится. К его облегчению, покрытая снегом земля осталась на своем месте.
– Спасибо, друг! – сказал Плохая Обезьяна, оказавшись на твердой поверхности. – Спасибо!
Ракета не обратил на него внимания. Его больше интересовал вновь обнаруженный колодец, чем любезности глупого шимпанзе. Сощурившись в темноте, он заметил что-то внутри и жестом подозвал Мориса.
С края колодца вниз по обледеневшей, покрытой грязью стене свисала старая веревочная лестница. Она уходила в темноту на самом дне колодца. Ракета предположил, что замерзшая грязь, закрывавшая отверстие вроде крышки, провалилась внутрь, когда Плохая Обезьяна наступил на нее.
«Повезло ему», – хмуро подумал Ракета.
Он и Морис обменялись понимающими взглядами, и у него внутри вспыхнула искра надежды. Орангутанг был так же заинтригован колодцем, как и Ракета.
Возможно, они нашли способ незаметно пробраться в лагерь.
Свистки снова приветствовали восход солнца. Вздрогнув, Цезарь очнулся от забытья, в которое он погрузился, вися на кресте. К своему облегчению, он обнаружил, что украденный ключ все еще лежал в его лапе, привязанной к одной из деревянных перекладин, образовывавших крест. Резкий визг свистков резал слух, добавляясь к его страданиям.
Цезарь чувствовал себя скорее мертвым, чем живым. Он не мог вспомнить, когда он в последний раз ел или пил. Наверное, еще до того, как спустился на утес, где нашел Дротика и остальных распятых обезьян? Его рот так пересох, что даже грязный иней и мутные лужи вокруг помоста искушали его. Пустой желудок яростно бурчал – он был не просто голоден, он умирал от голода. Спину все еще жгло в тех местах, где Рыжий прошелся по ней кнутом. Мышцы болели от висения на кресте, особенно мышцы израненной спины и еще запястий и лодыжек. Эти болели сильнее всего.