Планета отложенной смерти (сборник)

Через два с половиной часа они уже подходили к точке встречи с Соленым Уго. Точка эта находилась на расстоянии двух коротеньких переходов — «дрожаний», как называли их в дальнем космофлоте, — которые, однако, забросили их в глушь, ни с каких сторон не просматриваемую. Уго, в юности несколько лет якшавшийся с контрабандистами, знал массу таких местечек, знал, как находить новые, и хвастался, что ни один космополовец никогда его не найдет, пусть даже рядом скользнет, боком чиркнет.

Над ним посмеивались, но в общем верили — и сейчас он свои заявления прекраснейшим образом оправдал.

— Ох, парни, как же я соскучился по нормальной человеческой речи! Федер, хорошо кончилось? — послышался в динамиках его голос, искаженный помехами.

— Хорошо. Ты где? Не вижу тебя.

— Да вот он я. Вращаюсь вокруг осколочка, треугольного!

Вегиклы состыковались, вновь забегали грузовые тележки.

— Быстрей, быстрей, парни, времени совсем в обрез, — отчего-то заторопил всех Федер. — Уго, кончай трепаться, где урожай?

Соленый Уго, окруженный приятелями, что-то рассказывал, размахивая руками, кивал головой, сиял блаженной улыбкой — даже тогда, когда ему поведали в двух словах о Вере и Антоне. Но, услышав про урожай, деловито сморщил брови.

— Ну да, конечно. Парни, вас ждет приятная встреча! Все в порядке с урожаем, командир. Ждет, собран, упакован и бантиком перевязан.

Он привел командира и десятерых куаферов в физкультурный зал.

— Б-р-рр! Ну и холодище у тебя зд…

Куаферы от неожиданности замерли, полезли за оружием. Они увидели, что зал переполнен людьми. Одни расслабленно сидели вдоль стен, другие лежали ровными рядами.

— О Боже, что это?

— Знакомьтесь, парни! Это вторая смена! — радостно гаркнул Уго.

— Кто они? Что с ними? Почему лежат…

— Да вы вглядитесь, олухи! Вы глазки-то разуйте и посмотрите. Может, кого знакомого встретите?

— О Господи! Ни хрена себе шуточки! У тебя с головкой-то все в порядке? Да за такие вещи…

Ибо это были сами они — вся куаферская команда в полном составе.

Федер с Антоном сидели отдельно, прислонясь к какому-то тренажеру: Федер хмурился и смотрел злобно, а матшеф скалился в зловещей ухмылке и почему-то держал в руках примитивную гитару, на которой, при полном отсутствии музыкального слуха, играть никогда не умел. Сам же Соленый Уго возвышался над всем собранием, распятый на шведской стенке. Он, как и Антон, скалился и совсем не напоминал Христа.

— Что за шутки, Уго? Это на тебя одиночество так действует?

— Нет, — весело отвечал Уго. — Это у меня такой приказ от Федера был. Я вас целый месяц выращивал, водичками разными поливал.

Бо-бо, самый тихий, самый сильный и самый тупой из куаферов, подал голос:

— А они что, живые у тебя? Кто ж тогда я? Я или вон тот?

— Бо-бо, ну ты что, в самом деле? Какие они живые? Как бы я смог их сделать живыми, да и зачем?

— А зачем тогда? На память, что ли?

— На память. Долгую и добрую, — ответил Уго.

Но разговор был прерван Федером.

— На первый взгляд все нормально. Делал интеллекторную проверку их на сходство?

— Да, командир, — кивнул Соленый Уго. — У меня был всего-навсего один интеллектор, совсем, бедняга, запарился, проверяя. Все в норме, можешь сам посмотреть.

— Некогда. У нас буквально минуты. — Федер немного преувеличивал, но времени действительно оставалось не так уж много. — Всех перетащить на командирский вегикл, рассадить, разложить, как положено. И быстро! Антона здесь оставить. И сжечь. Он бы такому памятнику не обрадовался.

Что-то вспомнив, он торопливо прошел по рядам копий и остановился перед дубль-Верой.

— Черт, плохо, что у этой Веры лицо целое. Синяков ей наставить нельзя? Рот порвать?

Соленого Уго от такой деловитости Федера малость передернуло. Он тут же перестал улыбаться, посмотрел на расфранченную Веру.

— Порвать-то можно. А насчет синяков ничего не выйдет. Все-таки не живая. А порвать, что ж…

— Нельзя, значит, нельзя. Значит, так — порвать рот и ноги переломать…

— А кто этим займется? — спросил Уго.

— Ладно. Я ее видел лучше всех. Я сам этим займусь. Остальных немедленно перетащить на командирский. Да не стойте же вы, ч-черт! Времени нет!

И с каменным лицом Федер склонился над точной копией своей возлюбленной. Он долго сидел на корточках, неподвижно на нее глядя. В метре от него, неестественно улыбаясь, в первый и последний раз в этом мире играл на гитаре матшеф Антон.

Вокруг трудились куаферы; время от времени они сдавленно хихикали, натыкаясь на свою копию («Это что, я правда такой?») — почему-то каждому хотелось оттащить в командирский в первую очередь самого себя.

— А ведь я и впрямь тебя почти похоронил, — чуть слышно прошептал Федер, решительно вздохнул и взял Веру за ноги. Бренькнула гитара — Антона потащили сжигать.

Тем временем на Ямайке погода сходила с ума. Примерно через час после старта командирского вегикла над поселком, над всей защищенной территорией, над затравочной зоной хлынул дождь, которого Ямайка не видела уже с тысячу лет.