Планета призраков

Водяной, водовик или водяник, водяной дедушка, водяной черт, живет на больших реках и озерах, болотах, в тростниках и в осоке, иногда плавает на чурбане или на корчаге; водится в омутах и в особенности подле мельниц. Это нагой старик, весь в тине, похожий обычаями своими на лешего, но он не оброс шерстью, не так назойлив и нередко даже с ним бранится. Он ныряет и может жить в воде по целым дням, а на берег выходит только по ночам. Впрочем, водяной также не везде у нас известен. Он живет с русалками, даже почитается их большаком, тогда как леший всегда живет одиноко и кроме какого-нибудь оборотня, никого из собратов своих около себя не терпит. О водяном трудно собрать подробные сведения; один только мужик рассказывал мне об нем, как очевидец, – другие большею частью только знали, что есть где-то и водяные, но Бог весть где. Водяной довольно робкий старик, который смел только в своем царстве, в омуте, и там, если осерчает, хватает купальщиков за ноги и топит их, особенно таких, которые ходят купаться без креста, или же не в указанное время, позднею осенью. Он любит сома и едва ли не ездит на нем; он свивает себе иногда из зеленой кути боярскую шапку, обвивает также кугу и тину вокруг пояса и пугает скотину на водопое. Если ему вздумается оседлать в воде быка или корову, то она под ним подламывается и, увязнув, издыхает. В тихую, лунную ночь, он иногда, забавляясь, хлопает ладоною звучно по воде и гул слышен на плесу издалеча. Есть поверье, что если сесть у проруба на воловью кожу и очертиться вокруг огарком, то водяные, выскочив в полночь из проруба, подхватывают кожу и носят сидящего на ней, куда он загадает. При возвращении на место, надо успеть зачурать: чур меня! Однажды ребятишки купались под мельницей; когда они уже стали одеваться, то кто-то вынырнул из-под воды, закричал: скажите дома, что Кузька помер – и нырнул, ребятишки пришли домой и повторили отцу в избе слова эти: тогда вдруг кто-то с шумом и криком: аи, аи, аи, соскочил с печи и выбежал вон: это был домовой, а весть пришла ему о ком-то от водяного. Есть также много рассказов о том, что водяной портит мельницы и разрывает плотины, а знахари выживают его, высыпая по утренним и вечерним зарям в воду по мешку золы.

Моряны

Моряны, огняны и ветряны есть у других славянских племен; но русские, кажется, ничего об этом не знают. Праздник Купала и другие в честь огня или воды, суть явно остатки язычества и не представляют ныне, впрочем, олицетворения своего предмета. Лад, Ярило, Чур, Авсен, Таусен и проч. сохранились в памяти народной почти в одних только песнях или поговорках, как и дубыня, горыня, полкан, пыжики и волоты, кащей бессмертный, змей горынич, Тугарин Змеевич, яга-баба, кои живут только еще в сказках, или изредка поминаются в древних песнях. Народ почти более об них не знает. О бабе-яге находим более сказок, чем о прочих, помянутых здесь лицах. Она ездит или летает по воздуху в ступе, пестом погоняет или подпирает, помелом след заметает. Вообще это создание злое, несколько похоже на ведьму; баба-яга крадет детей, даже ест их, живет в лесу, в избушке на курьих ножках и проч.

Кикимора также мало известна в народе и почти только по кличке, разве в северных губерниях, где ее иногда смешивают с домовым; в иных местах из нее даже сделали пугало мужеска пола, когда как это девки-невидимки, заговоренные кудесниками и живущие в домах, почти как домовые. Они прядут, вслух проказят по ночам и нагоняют страх на людей. Есть поверье, что, кикиморы – младенцы, умершие некрещеными. Плотники присвоили себе очень ловко власть пускать кикимор в дом такого хозяина, который не уплатил денег за срубку дома.

Игоша – поверье, еще менее общее и притом весьма близкое к кикиморам: уродец, без рук, без ног, родился и умер некрещеным; он, под названием игоши, проживает то тут, то там и проказит, как кикиморы и домовые, особенно, если кто не хочет признать его, невидимку, за домовика, не кладет ему за столом ложки и ломтя, не выкинет ему из окна шапки или рукавиц и проч.

Жердяй, от жерди – предлинный и претоненький, шатается иногда ночью по улицам, заглядывает в окна, греет руки в трубе и пугает людей. Это какой-то жалкий шатун, который осужден век слоняться по свету без толку и должности. Об нем трудно допроситься смыслу; но едва ли поверье это не в связи с кащеем бессмертным, которого, может быть, тут или там пожаловали в жердяи. Чтобы избавиться от всех этих нечистых, народ прибегает к посту и молитве, к богоявленной воде, к свечке, взятой в пятницу со страстей, которою коптят крест на притолке в дверях; полагают также, вообще, что не должно ставить ворота на полночь, на севере, иначе всякая чертовщина выживет из дома.

Оборотень