Степан предложил сегодня ночью сходить на вылазку. Сказал, что разведка будет брать боевика, причастного, по оперативной информации, ко многим терактам. Есть возможность заснять операцию и, если получится, захватить боевика живым, взять у него интервью. Маленькая цифровая камера, позволяющая снимать ночью, пара кассет и запасные крошечные аккумуляторы — все, что мне необходимо, рассовано по карманам. Оператор сегодня не нужен, и Пашка остался на базе.
Проходки разведчиков я снял несколькими планами в инфракрасном режиме. Этого вполне достаточно, пока ничего интересного не происходит. Я знаю, у Степана своя агентура среди местных. Она вычисляет боевиков, которых подполковник называет «душк
— Конечно, они не идиоты и знают, что ты с нами ходишь, хоть и снимаемся мы в масках. Но для нас это не проблема. Если тебя завалят — я уже говорил, что сделаю: прикопаю на помойке. И никто ничего не узнает. Ты просто пропадешь без вести, и все. Что касается их «советов» — вряд ли что-то предпримут. Когда кого-то хотят завалить — об этом не предупреждают. Но попробую выяснить, что смогу.
Ночью все кажется не таким, как днем. Когда Степан показал мне дом, в котором живет тот, за кем пришли «Ночные призраки», я не сразу понял, что это дом Ольги. Здесь и днем-то мрачновато, а теперь, подсвеченные редкими газовыми факелами, дома и вовсе выглядят зловеще.
У меня остается еще слабая надежда, что мы зайдем не в ее подъезд. Но разведчики, преодолев короткими перебежками крайние пятьдесят метров до дома, растворились в черном прямоугольнике знакомого мне входа без двери. Внутри тусклыми светляками зажглись маленькие фонари. Степан знаками распорядился проверить подъезд на «растяжки». Медленно, ступенька за ступенькой, разведчики поднимаются вверх вдоль обшарпанных стен, стараясь не хрустеть битым кирпичом. Вот четвертый этаж, дверь ее квартиры, рядом с которой мелом написано «Живут!». У меня перехватило дыхание, сердце бешено колотится. Ну не к ней же они идут!
Черные тени бесшумно проскользнули мимо квартиры Ольги. Пытаюсь унять дрожь и не могу. Мне уже понятно, кто тот самый «душок», за которым пришел Степан. Что, если будет стрельба? Чувствует ли Ольга, что я нахожусь прямо за ее дверью? Пытаюсь уловить хоть какой-нибудь звук с той стороны, но тщетно. Что она делает в два часа ночи? Конечно, спит. Но как здесь вообще можно спать? А что, если зайти к ней потом, когда все закончится? Идиотская мысль. Любой стук в дверь в это время насмерть перепугает их с матерью. А потом — что я ей скажу? Мы с разведчиками пришли за твоим соседом Рустамом, который помогает вам с матерью, но вот незадача — он оказался боевиком! Ольга говорила, что в подъезде, кроме них, живет только Рустам с матерью и младшей сестрой. На шестом этаже. Показываю Степану пятерню и прикладываю еще один палец, спрашивая жестом: «Шестой?» Он только удивленно вскидывает в темноте брови: «Откуда, мол, знаешь?»
На пролете между четвертым и пятым этажами разведчики сняли растяжку. Уже на шестом, почти перед самой квартирой, еще одну. Видимо, Рустам минирует на ночь подходы к своему жилищу, а утром растяжки снимает. Если бы проглядели хоть одну гранату, операция была бы сорвана. Полегли бы все, у рифленых «эфок» большой радиус поражения.
Трое бойцов встали напротив двери. Остальные четверо, включая Степана, спустились на пролет ниже. Степан знаком приказал мне остаться на площадке, чему я внутренне обрадовался. Мне совсем не хочется входить в квартиру Рустама вместе с разведчиками.
Дверь высадил ударом ноги двухметровый Леха по кличке Терминатор. Прозвали его так за внушительные габариты и жестокость, а также полное отсутствие эмоций, достойное робота. У Лехи всегда одинаковое выражение лица. Трудно понять, что происходит у него внутри, когда он ест, спит, играет в нарды или воюет. По слухам, убивает Леха также невозмутимо, предпочитая отправлять врагов в иной мир при помощи ножа, нежели автомата. Как и многие в команде Степана, он прошел еще первую чеченскую.