Планета Райад. Минута ненависти или 60 секунд счастья

Слушая Дэниела, я поймал себя на мысли, будто участвую в каком-то спектакле. Вдруг я ощутил себя заводной куклой, запертой в какой-то душной музыкальной шкатулке, среди таких же плоских, вырезанных из фанеры фигурок, появляющихся в строго определённое время и выполняющих однообразные движения под незатейливую мелодию. Все эти старинные вещи, которые собирает Полозов, похожи на театральный реквизит. Чайники со слонами, виниловые пластинки и патефон, который шепчет голосами давно ушедших людей, размывают временные границы. Все кажется ненастоящим. В Санвилле перемешаны языки, а внутри языков речевые обороты и слова, как современные, так и устаревшие. Люди приехали сюда из разных времен. Из шестидесятых, семидесятых… Полозов и Ратха, например, из восьмидесятых. Мы с Кантой вообще из нового тысячелетия. Так как связи с внешним миром практически нет и общение друг с другом минимальное, каждый будто бы застрял в своем времени. Кажется, в Санвилле времени не существует вовсе. Вот и Полозов говорит, что даже возраст свой он забыл специально. Здесь есть только рассветы, о которых сообщает Сумасшедшая Птица, «магический» лотос, работа на фермах и закаты, превращающие белый песок в розовый. Здесь почти всегда одинаковая погода. И каждый последующий день похож на предыдущий. Наверное, таким и должен быть Рай…

— Невозможно стать великим Шекспиром или Моцартом на необитаемом острове, — сказал я Дэниелу. — Всегда нужна публика, которая признает в вас художника. Для оценки любого творчества необходимо сравнение. Как можно судить о чем-то, когда это что-то не с чем сравнивать? Да и художнику, чтобы лучше понимать самого себя, нужно видеть творения других мастеров, нужны критерии оценки.

— Любое сравнение — это конкуренция. Конкуренция — пережиток Большого мира. Это как раз то, с чем мы активно боремся. Любая конкуренция в конечном итоге превращает людей в жестоких и алчных существ, — сказал Дэниел, буравя меня неприятным взглядом черных, близко посаженных глаз.

— Ну хорошо. Давайте представим, что на всей нашей планете исчезла конкуренция и появилось изобилие. Все восхищаются друг другом, нет голодных, люди не нуждаются в деньгах, потому что у всех всё есть. Людям не о чем мечтать и нечего хотеть. Что убережет их от полной деградации и, как следствие, вымирания? — спросил я.

— Только самоконтроль и самодисциплина. Именно поэтому большое значение мы уделяем духовному развитию. Когда сознание людей очистится и они поймут, что отдавать гораздо приятнее, чем брать, когда общественное станет выше личного — вот тогда люди смогут жить без конкуренции, — ответил Дэниел.

— Я и согласен, и не согласен с Михаилом, — подключился к нашей беседе Полозов и подсел ближе ко мне с Кантой. — Вы верно подметили про необитаемый остров. Допустим, на этот остров попали десять человек, двое из которых стали поэтами. Их оценивают оставшиеся восемь. Совпадет ли оценка этих восьми с мнениями миллионов, если творчество поэтов этого острова узнает Большой мир? Вряд ли. Это все равно, что артист провинциального Дома культуры станет без подготовки выступать в «Ла Скала». Скорее всего, его освистают. Даже самый уникальный талант должен пройти огранку критериями, чтобы угодить большинству. Большинство решает, что хорошо, а что плохо, и оно всегда сравнивает и выбирает. И чем многочисленнее это большинство, тем труднее получить его одобрение, достичь успеха. Здесь я с вами полностью согласен. Но это позиция Большого мира, от которой вам, Михаил, еще трудно отказаться. Здесь возникает выбор: или вы стремитесь угодить большинству, или остаетесь самим собой и творите так, как вам подсказывают душа и сердце. При этом неважно, чем вы занимаетесь — математикой или живописью.

При этих словах Полозова Апполинарий довольно крякнул из своего угла, и они переглянулись с Дионом.