Планета Райад. Минута ненависти или 60 секунд счастья

Существует только один способ спасти эти дома — сегодня же выдать сюжет в эфир. Я задаю себе вопрос — стал бы я все это затевать, если бы в одном из этих домов не жила Ольга с матерью? Не знаю. Наверное, стал бы. Все-таки война идет не с «мирными», а с боевиками. Хотя отличить одних от других подчас невозможно. Тут подполковник прав.

Журналистам нелегко работать на войне, где нет линии фронта и четкого деления на своих и чужих. Ты сочувствуешь военным. Среди них много знакомых и даже друзей. Но и мирных жалко. Они всегда между жерновами. Военные взрывают дома, с крыш которых были сбиты их вертолеты. Такая тактика применялась и применяется на многих войнах по всему миру разными армиями, в том числе и Советской в Афганистане. Если из кишлака раздавался выстрел, его нередко стирали с лица земли. Жители других селений в следующий раз сто раз подумают, помогать ли боевикам и пускать ли их в свои села. Если в частном чеченском доме обнаружена спрятанная взрывчатка, ее уничтожают на месте под предлогом неизвлекаемости. Вместе с домом. Семья боевика остается на улице. В Израиле, например, дома террористов уничтожаются официально. Так власти пытаются воздействовать на террористов — через семьи и кланы.

В Грозном в этот раз ответственность за сбитые вертолеты разделили жильцы многоэтажек, среди которых наверняка есть сочувствующие боевикам и даже их родственники.

К нам подошел старик, что сидел на снегу среди женщин. Рассказал, что ночью был минометный обстрел частного сектора, прилегающего к многоэтажкам. Там якобы были замечены боевики. Одна из мин попала в жилой дом. Погибла беременная женщина-чеченка.

…Напротив распахнутых ворот курят мужчины. Вполголоса обсуждают случившееся. Их уже предупредили о нашем приходе. Навстречу нам шагнул смуглый, жилистый бородач лет сорока пяти. Перед воротами лежат собранные в кучу осколки с крылатыми оперениями. Мужчины и старики обступили нас, стали возбужденно говорить. О беспределе, который учиняют военные, об убитой беременной женщине. Все это я слышу в каждой чеченской командировке по многу раз. Ясно, что мина залетела в дом случайно — война есть война. Но родственникам погибшей от этого не легче.

Мужчины по очереди поднимают тяжелые осколки и с силой швыряют их обратно на землю, все больше возбуждаясь. Их можно понять. Я замечаю за заборами домов вооруженных людей. Поначалу там сновали мальчишки, перебегая от дома к дому. Чеченцы часто отправляют детей на «разведку». Затем стали появляться вооруженные автоматами взрослые. Особо не прячась, они переходят от столба к столбу, от дерева к дереву, наблюдая за нами. По побелевшим скулам Гусева понимаю, что он тоже заметил мужиков с оружием и даже наверняка делает на них «наезды» трансфокатором камеры, одновременно продолжая снимать все более распаляющуюся толпу. Я не знаю, боевики ли те, кто за нами наблюдают, или это вооружившиеся от мародеров крестьяне, или это сами мародеры, хотя для нас и то и другое может быть плохо. Подполковник со своими саперами наверняка снялся, да и не услышит тут никто, кричи не кричи. Пытаюсь успокоить мужчин, гневно размахивающих руками перед камерой. Про себя думаю, что они наблюдали, конечно, за взрывами домов, и это их тоже завело. Но раз позвали нас, вряд ли станут убивать или брать в заложники. Им надо, чтобы вышел материал. А коли цель у нас в этом отрезке времени одна, можно пока не бояться.

…Чеченка лежит на полу. Все готово к прощанию с ней перед погребением в соответствии с мусульманскими обычаями. Рядом на ковре сидят родственники, соседи и мальчик лет четырех, ее сын. Он совсем не плачет, только, не отрываясь, смотрит на мертвую мать. Ребенок будто не понимает, зачем весь этот страшный маскарад, почему тихонько воют тетки и вполголоса переговариваются мрачные мужчины. Погибшая — молодая совсем женщина, скорее, девушка лет двадцати пяти. Почти ровесница Ольги, отмечаю зачем-то про себя. Она не выглядит как покойница. Кажется, кровь еще не остыла в ее жилах и что вот-вот встанет она, так и не доиграв жуткую роль в ритуале, в конце которого ее должны завернуть в ковер, на котором она лежит, отнести на кладбище с торчащими пиками и похоронить до захода солнца.

Родственники девушки показывают дыру в стене, пробитую миной, борозды от осколков, рассказывают, как было дело, как начался обстрел и чем закончился — мина убила девушку, под сердцем которой жил еще один ребенок, а вот ее первенец — сидит рядом с убитой матерью. Я спросил о том, где муж погибшей. Ответили уклончиво. Возможно, он боевик и сейчас скрывается где-то в горах.

Спрашиваю разрешения снять покойную на камеру. Чеченцы, которые обычно оберегают своих мертвых от чужих глаз, не только не возражают, но и сами просят это сделать. Снимаем без крупных планов. Для сюжета достаточно.