Планета — шахматная доска

Модок был городом-близнецом Пуэбло, расположенным за горной грядой к югу от пустыни, бывшей прежде Денвером. В Пуэбло были прессы, фотолинотипы и машины, превращавшие рукописи в книги, после того как их обработал Модок. В Пуэбло были вертолеты для доставки, и Олдфид, управляющий, уже неделю требовал рукопись «Психоистория», написанный человеком из Нью-Йеля, который очень увлекался эмоциональной стороной в ущерб словесной ясности. Суть состояла в том, что он не доверял Беркхальтеру. И Беркхальтер, который не был ни священником, ни психологом, вынужден был стать и тем и другим в тайне от сбитого с толку автора «Психоистории».

Впереди внизу располагалось приземистое здание издательства, больше напоминавшее курорт, чем что-то более утилитарное. Но это было необходимым. Авторы были людьми специфическими, и часто было необходимо убедить их пройти гидротерапию, прежде чем они оказывались в состоянии работать с семантическим экспертом над своими книгами. Никто не собирался их кусать, но они этого не понимали, и либо в ужасе жались по углам, либо шли напролом с какими-то непонятными словами. Джим Куэйл, автор «Психоистории», не относился ни к одной из этих групп, он просто был заведен в тупик глубиной собственного исследования. Его собственная история слишком хорошо подготовила его к эмоциональному погружению в прошлое, а когда имеешь дело с человеком подобного типа, такое обстоятельство является очень серьезным.

Доктор Мун, входивший в Коллегию, сидел возле южного входа и ел яблоко, аккуратно чистя его своим кинжалом с серебряной рукояткой. Мун был толстым, маленьким и бесформенным. Волос у него было немного, но телепатом он не был: у Болди волос не было совсем. Он проглотил кусочек и помахал Беркхальтеру.

— Эд… — хрррум… — хочу с тобой поговорить.

— Пожалуйста, — сказал Беркхальтер, останавливаясь и поворачиваясь на пятках. Укоренившаяся привычка заставила его сесть рядом с членом Коллегии; Болди по понятным причинам никогда не оставались стоять, когда обычный человек сидел. Их глаза оказались на одном уровне. Беркхальтер спросил:

— Что случилось?

— Вчера в магазин привезли немного яблок из Шасты. Скажи Этель, пусть купит, пока их все не продали. Вот, попробуй.

Он посмотрел, как его собеседник съел кусочек, и кивнул.

— Хорошие. Я ей скажу. Впрочем, наш вертолет сломался. Этель не на то нажала.

— Вот тебе и гарантия, — с горечью сказал Мун. — Сейчас неплохие модели выпускает Гурон. Я беру себе новый вертолет из Мичигана. Слушай, сегодня утром мне звонили из Пуэбло насчет книги Куэйла.

— Олдфилд?

— Наш парень, — кивнул Мун. — Он просил, чтобы ты переслал ему хотя бы несколько глав.

Беркхальтер покачал головой.

— Не получится. Там есть несколько темных мест в самом начале, которые следует прояснить, и Куэйл…

Он колебался.

— Что?

Беркхальтер подумал о комплексе Эдипа, обнаруженном им в разуме Куэйла, но это было неприкосновенно, хотя бы потому, что удерживало Куэйла от холодного логического интерпретирования Дария.

— У него там путаются мысли. Я не могу это пропустить; вчера я пробовал почитать книгу трем различным слушателям и получил от всех троих разные реакции. Так что «Психоистория» будет означать для всех людей все, что угодно. Критики разнесут нас, если мы выпустим книгу в таком виде. Не мог бы ты еще некоторое время поводить Олдфилда за нос?

— Попробую, — сказал Мун. В голосе его звучало сомнение.

— У меня есть подходящий роман, который я мог бы ему подсунуть. Это легкий замещающий эротизм, а это безвредно; кроме того, с семантической точки зрения он в порядке. Мы задерживали его из-за художника, но я могу поручить это Дамэну. Я так и сделаю, да. Я пошлю рукопись в Пуэбло, и он сможет позже сделать печатные формы. Веселая у нас жизнь, Эд.

— Даже чересчур, — заметил Беркхальтер.

Он поднялся, кивнул и отправился на поиски Куэйла, который отдыхал в одном из соляриев.

Куэйл был худым, высоким человеком с озабоченным лицом, чем-то напоминающим черепаху без панциря. Он лежал на плексигласовом ложе, и прямые солнечные лучи грели его сверху, в то время как отраженные лучи подбирались к нему снизу через прозрачный кристалл. Беркхальтер стянул рубашку и бросил ее на скамью рядом с Куэйлом. Автор бросил взгляд на безволосую грудь Беркхальтера, и в нем возникло полуосознанное отвращение: «Болди… никаких тайн… не его дело… фальшивые ресницы и брови; он все еще…»

И еще что-то угрожающее.