Читаем Планета (СИ) полностью

Решительный Зворыкин в толпу не стрелял, но задавил этот хаос быстро, установив комендантский час и проведя точечные аресты. Уголовный элемент "проехал" в каталажки, а рабочим дали 8-часовой рабочий день. Потом стала заседать Краевая Дума, с оглядкой на Прагу. Пражские министры тактично попросили царские законы подкорректировать. И пошёл обвал нововведений. Керенский за голову бы схватился, а у нас запросто - за три дня - отменили титулы, табель о рангах, грегорианский календарь, старое правописание, отменили черту осёдлости для евреев, разрешили функционировать всем партиям. Правда по ультраправым и ультралевым, как метла прошлась, бессрочная каторга учреждалась для бусорных граждан. И с Прагой после всего этого крепко задружили.

- Ну, вот будем строить гражданское общество, господа. Уря! Особо мудрые яростно спорили о путях движения вперёд, но после работы, грея в "мозолистой" руке заработанный "тугрик".

В Ясной начался строительный бум. Офицеры Ястребова захотели поселиться в благодатном краю. Рублёв со товарищи отозвались на горячий призыв господ офицеров. Первоначальный капитал они получили оригинально. Провели боксёрские поединки. Красная Армия против Белой Армии. Разгромили два раза с сухим счётом офицеров, и деньги пошли на строительный бизнес.

'Кунгур рулит!' Набрали строителей и стали копать фундаменты будущих офицерских особняков. Веня Чесноков перебрался в Одессу, организовал там ЧОП "Гладиатор" и конную фирму, на паях с Будённым, само собой. Гена Холодов устроился старшим мастером в холодильный цех Валдиса Пельша.

- Борисов, как эту улицу назвать? Офицерской?

- Рублевским шоссе! Название прижилось.

Сагитировал Зосю работать секретарём на таможне. Вообще таможенное поприще в первую неделю меня чуть не доконало. В первый день с шестью добровольно-принудительными помощниками заставляли мебелью кабинеты таможни. Мебель взял на почте, привезли ещё и два сейфа. Во время перекуров надавал казакам много бесплатных советов, как им жить дальше:

- 'Станичники, сажайте клубнику, овощи, все, что найдёте из цветов-фруктов, и готовьте комнаты для приёма отдыхающих'.

На следующий день получил больше тридцати добросовеснейших работников. Они, правда, во все глаза смотрели, как мы с Борисовым рыли траншею, "отсюда и до обеда". Это я решил устроить уличную колонку для нужд прибывающих. Кинули тридцать метров пластиковой трубы, и вуаля. Трубу мы на складе на почте нашли. В обед к нам заглянул Парамонов, осмотрел стройку, и выделил несколько ковров, низких диванчиков и шторы с занавесками. Их повесили с участием Зоси.

К вечеру приехал архитектор Изварин Пётр Леопольдович, разметил фундаменты под строительство караван-сарая и построек пограничной стражи, потом занялся проектированием яхт-клуба.

А вечером рыли ещё траншею от кухни до колодца у Шатрова.

- У вас это просто замечательно получается, господа, - нахваливал, подкалывая, атаман.

На третье утро, я встал с внутренним мандражём. Попил только кофе, Эльза положила нам в машину бутерброды. Стал открывать ворота, подошёл какой-то рыжеватый, кучерявый, загорелый парень в студенческой тужурке.

- Утго добгое. Вы, господин Богн?

- Салют, пан студент. Я. А что?

- Я Фима Файбишович, студент Лазагевского института восточных языков, габоту пегеводчика ищу.

- И?

- Агабский, пегсидский, тугецко-татагский, - отозвался Фима. Его картавость мне приглянулась.

- Ладно, студиоз, залезай в машину, разберёмся.

- Пгемного благодаген.

- Слышь, студент, есть хочешь? - поинтересовался Борисов, студент сглотнул.

- Есть немножко.

- На, жуй бутерброды.

- Пгемного благодаген.

Борисов посмотрел, как уплетает бутерброды Фима, и выдал: Слышь, Борн, дай студенту десятку.

- Пгемного благодаген. Зося всю дорогу хихикала.

'Мамма мия!' Это мы подъехали к таможне. С полтысячи людей, тысячи верблюдов, лошадей, ослов и мулов, столпились перед зданием. Крик, рёв, злые, восточных людей, лица. На этом фоне совершенно утерялись пять конных калмыков.

- Бачка, орда. Мал мала скотина, - младший урядник Ока Городовиков был растерянным, но злым на определения; у меня в голове все инструкции смешались.

- Фима давай толмачь! - гудение распоряжения от Борисова.

У Фимы и картавость пропала, когда он стал "разруливать" проблему:

- Роман-паша, приказал, Роман-паша, сказал, то, сё.

Толпу смирили, разделили и чуть по ранжиру не построили. Фима выяснил, что купцы были арабами, персами и турками. Этих было, где-то 3/4 . Остальные были курдами. При этом часть из них, увидев меня, упали ниц.

- Это что они так, Борн? Это чё, ты - ...царь? - Борисов, чуть не заикался от изумления.

- Царь, царь, Иоанн Васильевич, мы.

- Они говорят, что вы на их князя Рустама очень похожи. И у них 1851-й год, это если по-нашему, - Фима и тут оказался на высоте. - А у остальных - 1900-й, ровно.

- Так, Ефим ...Ромуальдович, берём тебя переводчиком. А это кто приехал?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Изба и хоромы
Изба и хоромы

Книга доктора исторических наук, профессора Л.В.Беловинского «Жизнь русского обывателя. Изба и хоромы» охватывает практически все стороны повседневной жизни людей дореволюционной России: социальное и материальное положение, род занятий и развлечения, жилище, орудия труда и пищу, внешний облик и формы обращения, образование и систему наказаний, психологию, нравы, нормы поведения и т. д. Хронологически книга охватывает конец XVIII – начало XX в. На основе большого числа документов, преимущественно мемуарной литературы, описывается жизнь русской деревни – и не только крестьянства, но и других постоянных и временных обитателей: помещиков, включая мелкопоместных, сельского духовенства, полиции, немногочисленной интеллигенции. Задача автора – развенчать стереотипы о прошлом, «нас возвышающий обман».Книга адресована специалистам, занимающимся историей культуры и повседневности, кино– и театральным и художникам, студентам-культурологам, а также будет интересна широкому кругу читателей.

Л.В. Беловинский , Леонид Васильевич Беловинский

Культурология / Прочая старинная литература / Древние книги