Планета Снегов

Я всё хожу вокруг да около. Наверное, потому что не могу толково, чётко и рационально выразить это самое, что есть сейчас. Сейчас есть лёгкая тревога. Да, я знаю, что случай бзика у одного из специалистов, допущенных к рабочей зоне бура, дело исключительное, и даже рассуждая чисто математически, можно предположить, что такое больше не повторится, по крайней мере, в хоть сколько-нибудь обозримом будущем, но всё равно, понимаешь? Всё равно, что-то такое в глубине души меня преследует. Я как будто бы чувствую, что завтра кто-то ещё воспылает любовью - как бы противоречиво это ни звучало в данных обстоятельствах - к одному из лезвий и хватанёт его. И, хоть это очень неправильно, но мне при этом хочется надеяться, что дело не обойдётся только лишь потерянной рукой. Пусть фреза, изрядно подтупившаяся захватит его полностью. Чёрт! Я даже сам не верю в то, что пишу именно это. Но ведь это прочту только я сам, так ведь? Тогда я честно могу сказать, что так будет лучше для всех. Для шизанутого, которого потом затаскают по комиссиям, больницам и прочим учреждениям, где он будет томиться тупо на рационе и содержании без возможности получать деньги.

Не затаскают и нас. Никого из нас. А ведь мы, в отличие от него, совсем никак не причастны к произошедшему. Мы не пихали его руку в зону резания. Мы не рассказывали ему, насколько прекрасны фрезы, их изгибы, все эти сложные геометрические линии, которые, при этом, помимо красоты, имеют сугубо материалистическое назначение. Они способны резать твёрдую породу. Пожалуй, я увлёкся. Ладно. Я надеюсь, я обосновал свою точку зрения. Жалко бедного, но он должен понимать, что делает.

Наверное, от этого и есть беды. Понимал ли Блевенс то, что делал? Вряд ли. И в этом, как мне кажется, кроется причина того, что комиссия остаётся здесь почти на неделю. Ведь этот товарищ имел квалификацию, был обучен, и, больше того, имел достаточный опыт, поскольку работал здесь ещё дольше, чем я - с самого момента открытия комплекса. Он не знал? Звучит смешно. Бзик, да. Я, кажется, говорил, но если бы не это чувство внутри. И оно подсказывает мне, что история не закончится, и комиссии придётся бывать у нас несколько чаще, чем и нам, и им хочется.

И да, ещё я надеюсь, что ты смеёшься над моими глупыми мыслями. На самом деле, я всё тот же человек, и не желаю никому зла. Я просто описывал своё состояние. Надеюсь, тебе уже всё это кажется глупым".

"30 января. Понедельник день действительно тяжёлый. Я перечитал свою вчерашнюю заметку и не совсем согласен с тем, что я там написал. Да, мы весь день работали вроде как в обычном режиме, но только над нами нависал один из членов комиссии. Думаю, и ты, и кто-то другой, кого ты спросишь, скажет, что так всегда сложнее. Вроде бы всё должно идти по строго определённой схеме, но ты чувствуешь, что что-то вот-вот пойдёт не так. Да, происшествий не было, и к нашей работе было особо не прикопаться, но напряжение возросло в несколько раз. Да, мы не при чём, и нам, вроде как, нечего бояться, но всё равно. Думаю, ты понимаешь.

Вот и вышло, что я немного перебрал с мрачными красками. Наверное, даже поддался тем самым разговорам о мистике и прочей ерунде, которые в виде едва слышных шёпотков блуждают по нашим здешним коридорам, подавляя веру тех, кто слишком сильно поддаётся, но что уж поделать, такова природа людей. Есть в нас ещё много от первобытных времён, когда приходилось бояться дождя и грозы. Однако лично я сегодня достаточно силён и уверен в себе. Даже члена комиссии, который завтра снова будет заглядывать мне через плечо, я уже почти не опасаюсь. У нас нет запрета на мелкие косяки, которые с каждым могут случиться, а крупных у нас никогда не бывало. Нас, как-никак десять человек на посту, и это не просто так".

"3 февраля. Мы уже привыкли к членам комиссии, и их присутствие совершенно никак не влияет на нашу работу. Марстон вообще чуть ли не подружился с ними. Среди прочего он сказал, что даже спросил как-то о том, что они собираются писать в своём заключении. Об этом он рассказал нам сегодня, в пятницу, когда мы по традиции пили пиво после удачной смены.

Честно сказать, его рассказ был успокаивающим. Успокоил он не только меня, но и всех остальных. Комиссия не нашла никаких огрех не только в нашей работе, но и в работе всего комплекса. Конечно, именно нам вообще ничего не угрожало в любом случае, но само отсутствие каких бы то ни было проблем было очень полезным.

Но был в его рассказе и немного, я бы даже сказал, пугающий момент. Всё дело в том, что и особая медицинская экспертиза, проведённая в центре на Луне, не выявила у господина Блевенса никаких патологий. Ну, то есть вообще никаких, если не считать, конечно, потерянной руки и сопутствующих травм. Это, мягко говоря, очень странно. Прошли те времена, когда небольшие сдвиги в мозгу невозможно было выявить. Сейчас малейший сбой вычисляется на раз-два, но в этот случае что-то определённо пошло не так.