Планета теней. Часть Первая

Стоял чудесный 22-ой день от начала декабря. Хотя, как сказать. Может быть, на Земле он был чудесным, а вот в космосе, да еще и на орбите Марса, праздничного настроения как-то не чувствовалось. Такое кислое расположение духа присутствовало у всей команды, за исключением двух персон. Этими личностями являлись оба профессора. И если Сергей Федорович, имевший имя длиннее серийного номера любого робота, ждал с нетерпением наступление Нового года (конечно, он-то к 31 декабря точно успеет), то дядюшке было просто все равно, какое сегодня число и что за событие. Думаю, если бы в кабинете дяди отсутствовал календарь, он бы давно потерял счет дней.

Обед был давно окончен, я сидел у иллюминатора и смотрел на красную поверхность Марса. За толстым стеклом мерцали многочисленные огоньки колонии «RED SKYLINE». Среди мириад купольных городов я разыскивал один единственный – столицу планеты. Это было несложно, так как столица являлась самым крупным населенным пунктом и резко выделялась на фоне своих более мелких «сородичей», сияя многочисленными огнями.

Наконец один из «светлячков» отделился от общей массы и начал стремительно приближаться к «Форшеру». Я удовлетворенно улыбнулся и подумал: «Наконец-то возвращаются».

На борту приближающегося шаттла находился дядя, с которым у меня был намечен важный разговор. Последнюю неделю с «Форшера» отлучались редко. И, скорее всего, из-за малой частоты подобных предприятий профессор счел необходимым сообщить команде, что летит за ураном для реактора.

Металлический предмет увеличивался, и уже через несколько минут я без труда узнавал шаттл конструкции «AIR AND SPACE», придуманный специально для планетарных высадок. Еще три минуты и из радио раздался голос дяди:

– Форшер, Форшер! Как слышно? Борт S123A запрашивает разрешение на посадку.

В ответ я услышал голос капитана:

– Запрос принят. Можете начинать посадку.

После этих слов в радиопереговоры влез абсолютно не нужный здесь русский, с вопиющими словами, полностью нарушающими устав.

– Эвард, зачем все эти формальности? Ангар открыт, мы тебя давно ждем!

– Сергей Федорович! Не лезьте в наш с капитаном разговор! Я вернусь и все Вам еще раз объясню! – ответил дядя.

– Вашу прошлую лекцию я помню! – буркнул Сергей Федорович и замолчал.

После этого диалога я отправился к себе в каюту. Там я в сотый раз изучил образец марсианского грунта и, не найдя в показаниях компьютера ничего нового, окончательно утвердился в содержании отчета для дядюшки.

Я вышел из каюты, прошел по коридору и оказался у кабинета-лаборатории профессора биологии Эварда Бернне, то есть моего дядюшки.

Я постучал, благо домофона, уже не буду говорить о голографической связи, на корабле не было. В противном случае в каюту дяди было бы не попасть. Причиной такого поведения являлась нелюбовь профессора к обществу. И некоторая эксцентричность. После небольшой паузы я услышал нервный рык дядюшки:

– Войдите!

В первую минуту у меня было желание уйти куда-нибудь подальше от чем-то разгневанного родственника. Однако личные интересы и долг перед командой «Форшера» не позволили мне отступить. Я приложил указательный палец к сканеру слева от двери, уверенный в его рабочем состоянии. И был сверх всякой меры удивлен, когда на дисплее высветилась табличка красного цвета со словами ДОСТУП ВОСПРЕЩЕН.

Пожалуй, если бы у меня было время подумать, я бы пришел к более рациональному решению. Сейчас, спустя годы, я понимаю, что были альтернативные варианты действий. Однако в тот момент мне не пришло в голову ничего лучше, как снова постучать к дяде, с просьбой открыть эту дефективную железяку. Я говорю дефективную, потому что, по словам капитана, выше упомянутый механизм ломался не один раз. Самое интересное заключалось в том, что профессора двери пропускали безукоризненно. На мой вопрос: «Почему так происходит?» – как-то ответил Сергей Федорович такими словами: «Болячка к болячке не липнет». По-моему, это было издевательское оскорбление! Но дядюшка не обращал внимания на подколы русского и, лишь посмеиваясь, говорил: «Это особенности русского юмора, который тебе не понять».

Так вот. Я вторично постучал в дверь. Раздался грохот непонятного происхождения, после чего я услышал еще более разъяренный голос дядюшки:

– Перестаньте барабанить в дверь! Грай, Орлов или кто там есть?! Вам что делать больше нечего?!!

Прервать дядюшку в минуты гнева было очень трудно. Однако мне удалось взять инициативу разговора на себя. Я прокричал:

– Дядя, это я!

– А, это ты, Альберт? – сказал профессор немного спокойнее.

Мои слова явно подействовали на дядю, как ведро холодной воды на голову после сна.

– Что-то случилось? – спросил он.

– Как Вам сказать, и да и нет, – помявшись, ответил я.

– В каком смысле?! – не то удивился, не то спросил дядя.

– Нет, ничего серьезного. И да, Ваша дверь не пускает меня к Вам в каюту.

– Всего-то, – облегченно вздохнул профессор. – А чего ты от меня-то хочешь?!

– Чтобы Вы открыли эту груду металлолома, – объяснил я.