Планета Тивит

– В общем, смотри сам…– Яна вздохнула и отвернулась от меня к балконной двери. Возле нее, у самого краешка стены был уже надорван слегка плинтус. Из-под края белой пластмассы виднелась срезанная обоина, наспех приклеенная обратно.

– Ну что там? – нетерпеливо поинтересовался я.

Моя подруга немного поколдовала над стенкой, и я отодвинула в сторону обои. Под довольно толстым слоем клея виднелись какие-то малопонятные надписи, сделанные белой краской на красной стене. Я немного наклонился, чувствуя, как боль в голове вернулась снова.

– Век. Вак…Счастье мое…Дальше неразборчиво…Мама…Олег…Что это за бред? – нахмурился я.

– Это действительно бред, Дворкин! Настоящий бред реального шизофреника…– вздохнула Яна. – Эта квартира в девяностых годах принадлежала известному в Харькове Олегу Митусову. Он занимался торговлей, был директором магазина, писал докторскую диссертацию, но во время поездки на комиссию по защите работы, забыл ее в троллейбусе. Сошел с ума и стал расписывать стены белой краской. Вскоре его забрали в дурку, здесь жила его мать, а там он благополучно скончался от туберкулеза. После смерти матери Олега, квартиру выкупила эта фирма с компьютерами из Сингапура, сделала шикарный ремонт, но почему-то съехала, сбагрив квартирку нам за бесценок…

– А почему ты решила, что сказки о расширении, необходимости складов неправда? – прищурился я, проведя рукой по открывшейся мне надписи под обоями. От белых букв исходило непонятное мне тепло. Они, несомненно, были наполнены какой-то энергетикой, но я больше склонялся не к магии, а просто к следу от не совсем здоровой души.

– Я нашла кое-что…– Красовская задрожала всем, инстинктивно кутаясь в теплый, наброшенный на плечи пуховичок. Развернулась в сторону от меня, покопалась где-то в самом дальнем углу балкона, заваленном хламом, и достала оттуда старую потертую общую тетрадь. Точно такая же была у меня когда-то в далеком детстве, и я написал в ней свой первый рассказ.

– Что это? – кивнул я на нее. Руки Янки подрагивали. Она с трудом могла владеть собой.

– Дворкин, дай сигарету? – попросила она, протягивая ладонь.

– Неужели, все так ужасно? – ухмыльнулся я. Да мне было плохо, да я чувствовал след чужой магии, но он был старым, окостеневшим, словно какое-то ископаемое. К таким следам прислушиваться, с ума точно сойдешь. Ведь магией и загадочными происшествиями пропитан буквально весь Харьков.

– Сигарету…

Я достал из пачки никотиновую смерть и протянул Янке. Она с наслаждением затянулась, немного унимая дрожь.

– А малышу это не повредит, – кивнул я на ароматно струящийся дымок.

– Кормить грудью я бросила почти сразу. Нынче, это не модно, говорят сиськи обвисают, – натянуто улыбнулась она, – а Максик уж потерпит. Тем более сам попросил пригласить тебя, чтобы все до конца выяснить.

– Выяснить что? – напрягся я, закуривая следом еще одну.

– А ты почитай, Дворкин, – подала она мне потертую тетрадь, – почитай и все поймешь…

4

Харьков 1980

Из записей дневника

Олега Митусова

13 марта 1980 года пятница

Сегодня был воистину замечательный день! Дорогой дневник, спешу тебе доложить, что, наконец, дописал последнею страницу своей диссертации. Отдал ее на проверку своему научному руководителю – Самойленко Валерий Павловичу, который не то, чтобы остался доволен, а получил, как он выразился, истинное эстетическое удовлетворение от хорошо проделанной работы. Прекрасные рецензии и великолепная защита, являющаяся еще одной ступенькой к занятию неплохой должности в нашем НИИ, вот что меня ждет в будущем, сказал он. Все готово к моему триумфу! Все мои расчеты, пусть и теоретические оказались верны! Завтра, уже совсем скоро, я смогу утереть всем своим критикам нос. Как они насмехались надо мной, когда я им попробовал представить проект своей диссертации, сколько грязи и помоев было вылито на меня! В чем только меня не обвиняли…А этот товарищ Пшенка? Что теперь скажет он?