Планета туманов

— Ага, нашли виноватого! — разъярился Воволур. — Мои приборы в нормальных, человеческих условиях работают безотказно. И триста снимков за полминуты, и все коврижки. Но кто из вас мог сказать мне, что будет с приборами в момент перехода из одного времени в другое? — вопрос был риторический, — естественно, никто ему ничего не мог сказать. — Я же просил вас, пошлите меня, без человека все эти приборы — пустое место… Ведь просил? Так нет, псину запихнули, много от нее проку. Сидит вон в вольере, чешется, а у меня даже альтиметр и тот показал чуть ли не бесконечность. А вы хотите четкой работы фотокамер, которые, естественно, разрегулировались при запуске, потому что все механические системы получают какой-то импульс, толчок, если хотите, и нужен человек, чтобы все снова привести в рабочее состояние. Если в следующий раз я не полечу с моими приборами…

— Спокойно, спокойно, — прервал его Дым-Дым. — Могу вам обещать совершенно определенно, что в следующий раз вы не полетите. Но число приборов мы увеличим и, главное, вынесем их на поверхность машины. Наш Неглавный теоретик хочет на это возразить?

— Да нет, — ворчливо проговорил Подымахин. — Я уже устал возражать. Вынос приборов бесполезен, они все равно ничего не покажут, одну чушь, вроде бесконечности на альтиметре или нулевого давления на барометре, как это было сейчас. И наличие человека в кабине, даже такого крупного специалиста, как наш уважаемый Воволур, ни к чему не приведет. В сотый раз повторяю, что все приборы, устанавливающие контакт с миром прошлого, будут слепы и глухи — ведь они вместе с машиной будут все-таки находиться в настоящем времени, только посреди прошлого, как изолированный островок. Они ничего не зафиксируют, так же как мы не можем увидеть сигарету, которая вчера валялась на этом столе и была кем-то убрана.

— Конечно, — сказала Светка, — еще бы за вами не убирать.

— Знаете, Подымахин, — сказал Дым-Дым, сразу же потянувшийся за портсигаром, — я всегда с любопытством вас слушал. Вы проповедуете невозможность контакта с прошлым. Но вот, он постучал пальцем по снимку, — вот следы — туманные, правда — первого контакта. Так что же?

— Это не следы контакта. В момент перехода в машине творилось что-то невообразимое — приборы мотало между нулем и бесконечностью, аккумуляторы разряжались сами собой, пристойно вел себя только автоматический переключатель, который должен был через тридцать секунд вернуть машину назад. И то потому, что он действовал на радиоактивном распаде, а не при помощи простого часового механизма. Так вот, я убежден, что при такой кутерьме на внутренних стенках машины — и на поверхности иллюминатора — могли возникнуть крошечные искорки. Микроразряды. Вот вам и светлые точки. А чернота — тот самый мир прошлого, который не в, силах зафиксировать приборы настоящего.

— Хорошо, — сказал Дым-Дым, — очень хорошо. Вот единственный человек, который сказал: я убежден. А остальные? Повесили носы, раскисли. Набрал сотрудников! Чего вы ждали, молодые люди? Мезозойских болот, где выводок динозавров будет вам демонстрировать вульгарную борьбу за существование и иллюстрировать естественный отбор по Дарвину? И не мечтайте. Динозавров не будет — на мезозой нам не хватит энергии десяти Аюрюпинских каскадов. Вот так. А сейчас считать первый запуск успешным, готовиться ко второму. Завтра к двенадцати представить мне в письменном виде свои соображения касательно надежности приборов. Все.

— А… — заикнулся Воволур.

— Я уже сказал: «а» не будет. Полетит снова собака. И еще одно; прежде времени прошу не болтать. Особенно это относится к дамам — прошу меня за резкость извинить.

В минуты раздражения Дым-Дым становился нарочито церемонным и старомодным.

Домой шли, как всегда, вместе — Светка, Сайкин и Арсен. Шли понуро, старательно изучая все трещины асфальта. Наконец Светка не выдержала:

— Не знаю, как остальные, а я после этого опыта чувствую себя наипервейшей дурой.

Ее тут же заверили, что остальные чувствуют себя не более достойно, с той только разницей, что они представляются себе последними дураками.

— Честное слово, мальчики, — не унималась Светка, — было бы лучше, если бы машина отказалась уходить в прошлое, или вернулась вся всмятку, или вообще не вернулась.

— Гм, — сказали мальчики.

— Тогда было бы очевидно, что эксперимент пошел прахом. Стали бы думать, что делать дальше, и обязательно придумали бы. От явной неудачи легче танцевать — она сама по себе уже является отправной печкой.

— В Светкиных эмоциях наличествует некая сермяжная истина, — степенно констатировал Сайкин. — Наверное, все великие открытия проходили через этот этап, когда открыватели совершенно искренне желали, чтобы опыт пошел прахом, а модель вместе с господами экспериментаторами провалилась в тартарары.

— Вопрос только в том, — вставил Арсен, утративший на сегодня всю свою природную веселость, — что мы имеем: великое открытие или, напротив, великое закрытие?

— Но-но, — Сайкин повернулся к нему всем корпусом, — ты так и думать не моги. Тоже, нашелся второй Неглавный теоретик.