Планета Вода

Внезапно Ия, улыбнувшись еще шире и глядя Фандорину в глаза, прижалась щекой к его руке.

– …Нет.

– Чудны дела твои, Господи! Правда, перестала людей бояться… – Старуха тоже подошла, взяла Ию за локти. – Может, тебе, внученька, теперь и в монастырь незачем?

– Я к Манефе, – сказал Эраст Петрович. – Время дорого. Как бы благочинный в колокол не ударил.

– Погоди, я с тобой. – Старуха отпустила девушку, шепнув ей: – После поговорим.

* * *

«Трудница» Манефа гостю обрадовалась. Маленькие глазки уставились на Фандорина с вялым, но несомненным интересом. Девочка жевала пряник, но перестала.

– Кыасивый дядя, – сказала она. – На, хосешь? С’адко.

Вынула изо рта обслюнявленный кусочек, протянула Эрасту Петровичу.

Во второй руке у девочки была длинная игла. На столе лежала уже знакомая Фандорину кукла.

– Чего она тебе дает? – спросила Вевея. – Сахарку? Значит, понравился ты ей. Бери, не обижай. И сядь. К столу сядь. Ей на тебя проще смотреть будет.

Старуха подошла, погладила инвалидку по волосам.

– Что делаешь, Маняша? Всё Февронью колешь?

Фандорин вздрогнул, приподнялся на стуле. Снова сел.

– З-зачем она это делает? И почему куклу так зовут?

– Игуменья подарила, потому и Февронья. Маняша куклу всюду с собой носит. И в больницу носила. Маняша у нас старательная. Лучше всех полы моет. А как кроватки застилает, как горшки выносит. Да, внученька?

Девочка несколько раз кивнула, потом слезла со стула и изобразила, как бережно она выносит горшки и как усердно трет щеткой пол. Куклу при этом держала под мышкой.

– З-зачем же ты колешь… Февронью? – спросил Эраст Петрович.

– Буву.

– Что?

– «Бужу», говорит, – перевела Вевея. – Это она в больнице умершую в первый раз увидела. Спрашивает: спит? Ей говорят: умерла. А Маняша не понимает. Ей объясняют: человек умер – это как уснул, только надолго. Не больно ему, и кушать не просит. Она и запомнила. Потом как-то раз докторшина кошка на стуле спала. Маняша спрашивает: умерла? Докторша занята была и, чтоб отвязаться: умерла-умерла, отстань. А сама не смотрит. Так Маняша взяла иглу лекарскую и ткнула – проверить, больно кошке или нет. Кошка с визгом со стула, а Маняша давай в ладоши хлопать. Понравилось ей. Теперь вот Февронью колет, всё разбудить хочет, бедная…

«Трудница» смотрела на Эраста Петровича снизу вверх, разинув рот. Из носу у нее текло, к губам прилипли крошки. Она снова протянула свое угощение.

– Б-большое спасибо, – поблагодарил Фандорин, взяв с липкой ладошки обслюнявленный кусочек пряника.

На секунду закрыл глаза. Содрогнулся.

Зачем она здесь жила? Уехала в несусветную дыру. Поселилась на утесе с нелепым, пошлым названием. Провела много лет в этом паноптикуме, в этом сумасшедшем доме. Потратила свою жизнь на бормотание молитв, на возню с малахольными, на кормление гадюк? Ради чего? Во имя химеры, во имя веры в какие-то сказки?

– Дядя умер? – послышался голос Маняши.

…Если бы она осталась. Господи, если бы она тогда осталась. Всё сложилось бы иначе. И для нее, и для него.

Фандорин чуть не подпрыгнул от острой боли – в колено вонзилась игла.

– Равбудила! Равбудила! – радостно завопила Манефа.

Буммм, буммм, буммм, – донесся из-за окна тройной медный гул.

– Вам пора, – пробормотал Эраст Петрович, поднимаясь. – Благочинный зовет…

Выйдя наружу, рванул воротник – нечем было дышать.

Homo silvanus

– …Итак, Сергей Тихонович, п-подведем итоги. Круг подозреваемых не ограничивается обитательницами монастыря. Убийца, если это человек сильный, смелый и ловкий, вполне мог вскарабкаться на утес со стороны Игуменьего Угла. Это раз.

– Все-таки Шугай, – вздохнул Клочков. – Если игуменью убил он и мы это объявим… Бррр… Надеюсь, что Хозяин нескоро поправится. Иначе…

Он красноречиво провел пальцем по горлу. Эраст Петрович слегка поморщился – не любил, когда мешают дедукции.

– Среди монашек кандидата в убийцы я не вижу. Это д-два. Слепая старуха, впечатлительная девица да ненормальная девочка-подросток. Единственная, кто худо-бедно подошел бы на роль злодейки – иеромонахиня Еввула. Есть мотив – честолюбие. Жестокая. Во взгляде читается нечто изуверское. Но у Еввулы как назло алиби – в ту ночь она дежурила в больнице… Ну и т-третье. Пожалуй, единственно отрадное. – Фандорин воздел палец, и товарищ прокурора внимательно уставился на указующий перст. – Демидовского распятия преступник не получил. Истязания ничего не дали. Игуменья не открыла своей тайны. Жалкие несколько рублей, хранившиеся в ларце, – вот всё, что досталось злодею или злодейке.

– Откуда вы это знаете?

– Иначе зачем было устраивать обыск? Нет, Февронья не открыла своего секрета.

– Поразительная женщина! – восхитился Сергей Тихонович. – Вынести такие мучения – и не сдаться. А с виду была такая хрупкая, покладистая… Но ведь распятие где-то спрятано. Где?

Эраст Петрович пожал плечами.