Планета Жизни

— Это кислородное опьянение, — заявил Борис Михайлович.

— Он будет жить? — беспокоился Максим.

— Вполне вероятно.

— А если он умрёт?!

— Для нас он станет героем, который пожертвовал собой, чтобы дать нам дорогу в новую жизнь. А если останется живой… он всё равно будет героем.

— Главное, чтобы жить остался! — пуще прежнего переживал Максим. Он в миг отбросил мысль о том, что старики именно для этого и были сюда отправлены вместе с ними. Нет. Конечно же, не для того, чтобы положить здесь жизни. А для того, чтобы на себе испытать пригодность воздуха для дыхания, и тем самым дать людям дорогу в новую жизнь. И положить конец их долгим скитаниям по Вселенной.

— Послушай, Максим! Мы ведь с ним сюда для этого и летели… — И дядя Боря медленно снял с себя маску…

— И второй туда же! — выкрикнул парень, хватая падающего старика. Солдат посадил его рядом с Александром Андреевичем, который, как заметил парень, начал понемногу приходить в себя.

— Нужно больше времени… — говорил он. — Надо привыкнуть.

— Как вы себя чувствуете? — спросил его солдат.

— Уже лучше. Голова немного кружиться… — в полудрёме ответил старик.

— Жить будет! — с лёгкостью в душе вздохнул Максим, и посмотрел на Бориса Михайловича. Тот был ещё «пьян». Солдат немного окатил его водой.

— Держитесь, парни! — изрёк Максим. — Мы ещё будем ходить по этой земле. Придёт время. Надо только подождать. — Парень подбадривал стариков, как мог.

— Будем, — ответил Андреевич и улыбнулся парню. Правда, его улыбка была больше похожа на ухмылку. «Хмель» из головы ещё не весь ушёл. Всё вокруг ещё плыло перед глазами старика. Потихоньку в себя начал приходить и дядя Боря.

История Александра Андреевича

Так тоже бывает. И довольно часто…

Через пятнадцать минут старики были уже в сознании. Разум потихоньку прояснялся. Правда, слабое головокружение их ещё беспокоило.

— Саша! Мне показалось, что ты хочешь что-то рассказать, — заметил Борис Михайлович.

— Хочу, — ответил Александр Андреевич.

— Мы слушаем тебя.

— Правда, не знаю с чего начать.

— Начинай с чего-нибудь. Тебе надо выговориться. Не держи в себе, — говорил Борис Михайлович. — Тебя переполняют воспоминания прошлого?

— Да, — кивнул тот.

— Рассказывай. Андреевич немного помолчал. Его действительно мучали воспоминания прошлого. И он всегда носил их в себе. Никогда ими ни с кем не делился. Но когда он попал на планету, которая очень сильно напомнила ему о Земле и его нерадужной судьбе на ней, эти воспоминания обострились. И хотели выбраться наружу. В силу чего старику действительно надо было выговориться. Тем более, однажды он чуть было не совершил непоправимую ошибку, которая могла стоить жизни всех людей на космическом ковчеге «Луна».

— …Я рос без отца, — начал он. — Я его даже в глаза никогда не видел. Он бросил нас, когда мама ещё была беременна мной. Мать часто болела. Её пособия, которое платило ей государство, на жизнь нам не хватало. Мы жили в проголодь. Часто не доедали. И с десяти лет я начал подрабатывать. Я продавал газеты, мыл машины, чтобы хоть как-то прокормиться. Я даже воровал. Было и такое. В четырнадцать лет я пошёл работать на стройку. Пропускал школу. Учителя неоднократно жаловались матери на меня. Она делала мне замечания, упрекала за это, но никогда не ругала. Она знала, почему я пропускаю школу. Она знала, что это не моя прихоть. Ведь школой сыт не будешь.

Хорошими отметками в журнале не накормишься… Я просто работал, зарабатывал деньги, чтобы купит еды. Мамино пособие почти всё уходило на лекарства. Болезни протекали более тяжело. И жили мы практически на мои заработки. — Максим и Борис Михайлович заметили слёзы на глазах Александра Андреевича. После небольшой паузы он продолжил: — Однажды я вернулся домой со стройки… Поздно вечером.

Мама сидела в ванной и держала нож у вен левой руки. Она готова была покончить с собой, чтобы облегчить мне жизнь. Я выхватил у неё нож и сказал ей, чтобы она этого не делала. Помню, я ей пригрозил тогда, что если она покончит с собой, я отправлюсь вслед за ней, я сделаю тоже самое… И она одумалась. Больше она даже не пыталась этого сделать. Жизнь шла своим чередом. Я работал. Дальше пропускал школу. Был одним из самых неуспевающих учеников. Учителя продолжали жаловаться на меня. Они уже имели на меня зуб. Не любили они меня. Они любили тех, кто радовал их хорошими оценками: отличники и хорошисты. А я был двоечником, да ещё и прогульщиком. За что меня было любить, уважать? Обстоятельства, причины ими во внимание не брались. А оценками сыт не будешь. И я жил своей правдой. Пару раз меня чуть было не исключили. Но они верили материнскому слову, что я исправлюсь. И меня оставляли. А я дальше продолжал пропускать занятия. Когда я закончил девять классов, мне с радостью выдали аттестат.

И отправили меня в свободное плавание. Учиться дальше я не пошёл.