Планида Сергея Капустина

Про сложности привыкания жителя российской глубинки к жизни в Москве говорили и в советские годы, и в нынешние российские. Касалось это, как правило, уроженцев областных центров и центров крупной промышленности: Омск и Тюмень, Ростов-на-Дону и Саратов, Оренбург и Вологда, Казань, Челябинск, Новосибирск, Новокузнецк… Ну а что говорить о проблемах адаптации восемнадцатилетнего уроженца Ухты со стодвадцатитысячным населением и с удаленностью от Москвы более чем в тысячу километров, с отсутствием нормального автомобильного сообщения в 70-е годы со столицей?! Сергею, уже в существенной мере сформировавшемуся человеку, предстояло обживаться в абсолютно непривычной обстановке, сталкиваясь с проблемами ментального свойства. Что иной раз оказывается повесомее проблем чисто спортивных…

Однако Капустину несказанно повезло – Сергей переехал из Ухты в… Ухту. Именно так!

Родная Ухта-1 находилась за тысячу с лишним верст от Кремля, а новая Ухта-2 – километрах в двадцати от Спасской башни. Но для Сергея большой разницы не было, не было таких качественных различий между северным рабочим городом и западной рабочей окраиной столицы. Сетунь находилась на отшибе, метро поблизости еще не провели, добираться сюда было удобно на электричке, выходя на предпоследней перед окружной автодорогой станции, которая так и называлась «Рабочий поселок». Этот поселок в глазах жителей центра города являлся чем-то немосковским; Сетунь многие называли «деревней».

Здесь был свой уклад. Уклад трудового, заводского люда. Уклад простой и ясный: рабочая смена, жена и дети, законный выходной, аванс и зарплата… Отсюда не стремились переезжать поближе к центру, здесь почти каждый знал почти каждого хотя бы в лицо. И нет смысла искать информацию о населении района Сетунь и сравнивать с тем, сколько людей было в Ухте в детскую и юношескую пору Сергея Капустина; куда важнее почти близнецовое сходство в укладе «той и другой» Ухты.

Чтобы лучше себе представить этот феномен Сетуни, приведем высказывание крыльевского хоккеиста 80-х годов, которое он сделал совсем недавно, в 2017 году:

Сергей Пряхин, чемпион мира 1989 года, первый российский хоккеист, выступавший в НХЛ:

«…Ну вот сама атмосфера здесь, на Сетуни, какая-то особенная, наверное. Знаете, как раньше нас называли: «деревней». Рядом же со МКАД, окраина московская. Тогда еще здесь тихо было, спокойно; не все было застроено многоэтажками. Не клуб «деревней» называли, а район наш: мол, в деревню едем играть…

Сама атмосфера какая-то на Сетуни подразумевает, что ты дома находишься. Здесь и болельщики особенные, какие-то очень свои. До сих пор я могу идти по улице – и меня останавливает болельщик, начинает расспрашивать про клуб, про мои дела. А ведь я когда закончил играть? Считайте, под двадцать лет уже прошло. Добрые отношения здесь между болельщиками и командой. Всегда такими они были.

И в столовой нашей по-прежнему вкусно кормят. А раньше вот девчонки работали здесь по много лет, готовили по-домашнему, без приукрашивания – по-домашнему на самом деле, да. Команда же питалась одно время здесь.

Ну я же говорю – здесь какая-то сама атмосфера везде особенная. Очень теплая. И чистая очень».

(Из книги Леонида Рейзера «Крылья», 2017 год)

А теперь отмотаем ленту времени и зафиксируем ее на начале 70-х.

Игорь Капустин:

«Здесь не Москва была. Была Сетунь. Рабочий поселок такой. Ну а в народе частенько называли Сетунь «деревней».

Если вспомнить те времена… В фильме «Москва слезам не верит» есть такая реплика: «А помнишь, как мы ездили целоваться в Кунцево…» А между прочим, от Кунцева до Сетуни шагать еще и шагать.