Все известные личности на политической арене России, претендовавшие на высшую власть, либо порядком надоели широким кругам населения, либо были недостаточно известны и популярны, либо вообще не вызывали доверия. Никто не тянул на роль потенциального спасителя гибнущей России. Путин появился на этой арене как человек новый, в сознании масс не связанный с виновниками бед. Он сделал служебную карьеру как профессиональный аппаратчик с довольно узкой специализацией, не проходивший выборных процедур, не восседавший в президиумах собраний, короче говоря, за кулисами публичной активности. Те качества, которые у него выработались при этом, сработали в его пользу, когда он был вытолкнут на роль руководителя. Он резко выделился из прочей массы претендентов на высший пост в системе власти по поведению: он совершал поступки по правилам власти, в то время как прочие лишь говорили о власти. Он имел возможность на такие поступки, поскольку уже находился у власти. Тут несущественна масштабность и важность поступков с какой-то иной точки зрения. Важно то, что люди реагировали на них именно как на показатели способности правителя властвовать, что и требовалось. Повторяю и подчеркиваю, Путин уже обладал властью и демонстрировал, на что он способен, тогда как его конкуренты воспринимались как правители с негативным опытом или как говоруны на тему о власти. Все говорили о спасении России. Путин говорил мало, зато действовал так, что создавался образ потенциального спасителя России. Страдающее большинство российского населения сфокусировало в личности Путина свои желания и надежды.
Происшедший в горбачевско-ельцинские годы антикоммунистический (антисоветский) переворот напомнил мне события начала войны 1941–1945 годов против гитлеровской Германии. Тогда целые полки, дивизии и даже армии без боя сдавались врагу. Но в конце концов мы все-таки опомнились. Была оборона Москвы, была Сталинградская битва, был штурм Берлина и многое другое. Была победа над сильнейшей в истории армией врагов в величайшей в истории войне. Было возвышение нашей страны на уровень одной из двух сверхдержав планеты. Иначе обстояло дело в горбачевско-ельцинские годы. Один за другим были без боя сданы все бастионы коммунизма. Ожидавшийся «новый Сталинград» не состоялся ни в августе 1991 года и ни в октябре 1993 года.
Я вспомнил один из эпизодов первых дней войны 1941–1945 годов. Наша армия отступала. Немцы отрезали и окружили группу из нескольких сот человек. Немцев было раз в пять больше. Вооружены они были неизмеримо лучше. Русские были измотаны, голодны, деморализованы. Немцы через рупоры объявили, что русские обречены, что основные силы ушли далеко на восток и выручать окруженных не будут, и предложили окруженным русским сдаваться. Часть окруженных решила, что положение действительно безнадежно, что они обречены, что нужно сдаваться. Они бросили оружие и пошли сдаваться. Немцы перебили их всех. Оставшиеся решили, что положение действительно безнадежно, что они обречены, но именно поэтому они должны сражаться до последнего. Они подобрали брошенное капитулянтами оружие. Безымянный командир скомандовал: «Вперед, на прорыв!» И они бросились в атаку, на прорыв. Большинство из них пало в неравном бою. Но кое-кто прорвался. Так неужели сейчас в нашей огромной стране не наберется достаточно большое число мужественных людей, готовых свершить нечто подобное в нынешней ситуации в России?! Неужели не найдутся вожди, способные повести их в такую атаку?! И можно ли надеяться на то, что путинский переворот будет началом такой атаки?!
Путинский политический переворот есть явление неоднозначное, как и вообще все более или менее значительные события советской и российской истории последних десятилетий. Они хамелеонообразны, как и их инициаторы и участники. К концу 90-х годов в широких слоях населения назрели недовольство ельцинским режимом и жизненно важная потребность в том, чтобы сделать российскую систему власти и управления более эффективной с точки зрения интересов большинства населения и интересов России как целого, нормализовать ее, лишить ее вида, в каком она стала посмешищем во всем мире.
Путинский переворот объективно (с социологической точки зрения) и явился конкретно-исторической формой реализации этой потребности.