Можно констатировать как факт, что реальной угрозы реставрации коммунистического социального строя в России нет. То, что в средствах массовой информации преподносится как угроза и даже как попытки реставрации коммунизма, суть чисто пропагандистские измышления или идеологическая интерпретация как коммунистических таких явлений, которые свойственны и некоммунистическим социальным системам, включая западнистскую. Коммунистический социальный строй в современной России не может быть восстановлен парламентским путем, поскольку парламент слишком слаб, а большинство парламентариев суть продукт постсоветской системы. Что бы они ни говорили по поводу существующего строя, он их уже устраивает лично. Они голосовать за коммунизм не будут. А для революционного коммунистического переворота никаких условий нет. И вряд ли они появятся в обозримом будущем. Даже самая значительная коммунистическая партия (КПРФ) этот путь исключает. К тому же не следует забывать о Западе. В случае реальной угрозы коммунистического переворота Запад поддержит неизбежную контрреволюцию со стороны правящего режима, а если потребуется – пойдет на прямую военную интервенцию. Поколение, ностальгирующее по советскому периоду, вымирает. А новое поколение, пришедшее на арену активной социальной жизни после антикоммунистического переворота, о коммунизме даже не думает вообще.
И ожидания реставрации коммунистической социальной организации в России по воле власти лишены каких бы то ни было оснований. Можно за несколько лет сконструировать систему власти, подобную советской. Можно лет за пять – десять экономике придать подобие советской. Но для реального коммунизма этого мало. Нужно еще менталитетный аспект российского человейника привести в коммунистическое состояние и создать коммунистическую сферу, способную поддерживать менталитет миллионов людей в этом состоянии. А на это нужны условия, которые сейчас в мире немыслимы, и усилия миллионов людей, находящихся у власти и верящих в идеалы коммунизма, причем усилия в ряде поколений.
В 2000 году начался новый период постсоветской истории, который, по всей вероятности, будет назван по имени нового президента путинским. Я неоднократно высказывался на эту тему. Не буду повторяться. Замечу лишь следующее. Историческая роль нового президента В.В. Путина заключается не в том, чтобы осуществить какие-то радикальные социальные преобразования – такие преобразования просто невозможны в силу сложившихся в России и в мире условий, – а в том, чтобы укрепить (легитимировать) результаты горбачевско-ельцинского периода, нормализовать жизнь России на этой основе, сделать что-то в интересах России, улучшить положение населения страны и повысить статус России в мировом сообществе. Похоже на то, что это соответствует личным намерениям президента и его пониманию реальности. Это соответствует также интересам большинства граждан России. Исполнение этой роли – не такое уж легкое дело. На этом пути неизбежны острая социальная борьба, конфликты, протесты, одним словом, рутинная историческая жизнь России в сложнейших условиях российской и мировой эволюции. На этом пути возможны варианты, о которых я упомянул выше. Какой вариант реализуется фактически, трудно предсказать. Но можно назвать (не предсказать, а констатировать как факт!) границы, за которые он не может выйти.
Россия, как и всякое человеческое образование большого масштаба (скажем, человейник), есть социальный организм, тело которого на микроуровне состоит из деловых ячеек (клеточек). Они разнообразны. Их можно классифицировать по множеству признаков. Здесь для нас важно отметить то, что их варианты заключены в пределах между частными и государственными. Почти все теоретики и политические мыслители склоняются к тому, что в России должна сохраняться «многоукладная экономика» (обобщая – деловая сфера вообще). Но при этом многоукладность понимается абстрактно. Специфические условия рождения и существования «многоукладности» в России игнорируются. А между тем есть разные типы многоукладности. Одно дело – многоукладность в западной социальной системе (а она там имеет место!), и другое – в коммунистической (и в ней она имела место!). И третье дело – многоукладность в постсоветской системе в том ее виде, как она складывается реально. Тут один уклад существует и может существовать лишь как нечто подобное клеточкам коммунизма, а другой – клеточкам западнизма. И соединение их в одном организме противоестественно. Оно тут подобно тому, как если бы вы попытались скрестить акулу с дельфином. В природе такое исключено. В социальной жизни возможно насильственным образом соединять их в едином человейнике. Но может ли такой человейник рассчитывать на эволюционный успех?!