Плантагенеты. Короли и королевы, создавшие Англию

Это была полная катастрофа. Однако Генрих излучал уверенность в успехе предприятия. Он превращал в спектакль официальные объявления обо всем, что касалось его прожекта. Он привечал в королевстве сицилийское духовенство. Устроил празднество в честь избрания брата Ричарда королем Германии (Ричарда избрали в 1256 году и возвели на трон в следующем), уверенный, что обрел полезного союзника в своем сицилийском проекте. И, что самое нелепое, в марте 1257 года Генрих представил удивленным магнатам и прелатам нового короля Сицилии, своего 12-летнего сына Эдмунда, облаченного в полный апулийский костюм.

Правда же заключалась в том, что ни один аспект его сицилийского предприятия не имел даже отдаленной связи с реальностью. «Знать королевства горевала, что обречена на такое несчастье глупостью одного человека», – писал Матвей Парижский. Генрих, уверенный, что новый «крестовый поход» понравится знати, обнаружил, что бароны презирают его за безответственный авантюризм. Магнаты отказались участвовать в финансировании экспедиции и при каждом удобном случае предъявляли бесконечный список проблем, связанных с этой опасной затеей. Но Генрих поклялся исполнить обет – а нарушать клятвы он был отнюдь не так склонен, как его отец, – завоевать для папы римского далекий остров, важный символически, но почти не имеющий практической ценности.

К 1257 году финансовые проблемы, раскол при дворе и ошибки внешней политики слились воедино, и Генриха настиг идеальный шторм. Страна все сильнее сомневалась в его способности править. Казна опустела. Лузиньянов ненавидели. Он же упорствовал в своем сицилийском сумасшествии, ради которого заложил собственное королевство и бессмертную душу – без всякой надежды выкупить их обратно. Новый папа Александр IV поднимал шум и грозил – вероятно, не совсем искренне – привести в исполнение приговор интердикта и отлучения. А в 1258 году бароны Генриха, которых он созвал на парламент в Вестминстере в надежде каким-нибудь чудом получить от них помощь на оплату сицилийского прожекта, прибыли в радикально реформаторском настроении.

Если какая-то одна сцена может ярче всего отразить душевное состояние Генриха в 40-й год его царствования, это та, которую он в 1256 году приказал нарисовать в своей гардеробной в Вестминстере – приватном помещении, где королю мыли голову и где он проводил часы уединения. В этой сцене свора верных псов спасает короля от заговорщиков из числа его приближенных. Ребенком Генрих был свидетелем вторжения врагов в королевство его отца. В 1216–1217 годах малолетний король наблюдал, как бароны обратились против семейства Плантагенетов и пригласили на трон Капетинга. Теперь, 40 лет спустя, английские бароны вновь взбунтовались, и эти мучительные воспоминания вернулись. Генрих наконец-то доказал, что он сын своего отца.

Оксфордские провизии

Рано утром 30 апреля 1258 года большая группа знатных господ, рыцарей и их сторонников, лязгая оружием и доспехами, приблизилась к королевским палатам в Вестминстерском дворце. Впереди шествовали четверо: дядя королевы Пьер Савойский; Ричард де Клер, граф Глостерский; Роджер Биго, граф Норфолкский, и Симон де Монфор, граф Лестерский, бывший друг Генриха, ставший его головной болью.

Все они с рассвета были на ногах, нервничая в предвкушении предстоящего противоборства. Приближаясь к дверям роскошной приемной Генриха, бароны должны были понимать, что заявление, которое они готовятся сделать, королю не понравится. Согласно официальной версии, они пришли, чтобы дать ответ на прозвучавшее в Вестминстерском парламенте требование короля пожертвовать денег на разрешение сицилийского кризиса. Но на самом деле они явились, чтобы отдалить от короля его зловредных друзей Лузиньянов и взять в свои руки разрешение политического кризиса, который нельзя было игнорировать дальше. Они были связаны взаимным обещанием «оказывать друг другу помощь… против всех людей, поступать справедливо; не предпринимать ничего, если это можно сделать, лишь поступив несправедливо, сохранять верность нашему господину королю Англии и английской короне».

Их поступок был отражением времени. Когда 1257 год сменился 1258-м, Англия пришла в жалкое состояние. В конце лета 1257 года по стране пронеслась смертоносная эпидемия, затяжные ливни погубили осенний урожай, а тяжелая зима помешала подготовить поля к посеву. В стране начался мор, сельские жители умирали от голода тысячами. «Мертвые тела валялись повсюду, багровые и раздувшиеся; они лежали по пять и по шесть в свинарниках, навозных кучах или на грязных улицах», – писал Матвей Парижский.