Планы на ночь

— Ну это пока были цветочки, — резюмировал Савва, — а теперь вернемся к нашим давно назревшим ягодкам. Итак, что же нам показывает график?

Ну, мне можно было и не смотреть. На фиг, как поется у «Несчастного случая», мне этот график? Чего лишний раз расстраиваться? Я знаю все его возможные высоты и овраги и ориентируюсь на местности лучше любого проводника. В начале пути нас ждет небольшое плоскогорье, в середине, как всегда, возвысится пик имени Юлии Васильевны, а где-то ближе к концу (смотрите под ноги, не оступитесь) — провал под названием Мариванская впадина, на дне которой плещется мороженая рыба.

— За сравнительно небольшой отрезок времени, — продолжал шеф, — наша глубокообожаемая Юлия Васильевна выполнила не только свой индивидуальный квартальный план, но и почти довела до победного конца сорванную некоторыми отстающими дизайнерами работу, что нам дало возможность рассчитаться наконец, с поставщиками.

Какая подлая несправедливость, подумала я. Одной рукой подсунул мне Сам Самыча, другой практически тут же его забрал, а теперь я еще и виновата осталась. Непонятно только, почему Юлька молчит.

— Это не совсем так, Савва Морозыч, — все-таки вступила в разговор Юлька, — на последнем объекте была проведена большая предварительная работа, и я думаю, что Мариванна вполне могла бы сама довести ее до завершающей стадии.

— Важен не столько процесс, сколько результат, — оборвал ее Савва, — и кто этого не понимает, того мы….

Бла-бла-бла-бла-бла-бла…

Интересно, когда наконец его терпение кончится и он от слов перейдет к делу? И вообще непонятно, почему он со мной столько времени нянькается? Другой бы на его месте уже давно подарил мне на Восьмое марта удочку — и вперед с песней. Я бы на него даже не обиделась. Человека можно понять. Его дело, оно же и его любимое детище, должно расти и развиваться как можно более быстрыми темпами, а все факторы, тормозящие его рост, обречены на полное и безоговорочное уничтожение.

— Тебе все понятно, Бородина? — заботливый Савва не поленился подкрасться ко мне со спины и прокричать свой вопрос непосредственно в мое непривыкшее к такому вниманию ухо.

В знак согласия я интенсивно затрясла головой, а про себя подумала, что трудно жить бедной девушке без пистолета. Под столом мои пальцы сами приняли форму двух небольших, но элегантных стволов, чьи дула точно нацелились в Саввин жирный шарпейский затылок.

Пух-пух-пух! Винни, ты еще жив?

Савва дернулся всем телом и оглянулся.

Что я наделала? За что я его так? В чем он виноват? Он ничем не хуже других, а может быть, даже и лучше. Подумать только, что ему, бедняжке, пришлось пережить в кровавые девяностые. Но, слава богу, они давно ушли в прошлое и почти не напоминают о себе. Все, что можно было поделить, — поделено, все, что можно было украсть, — украдено, что можно было отнять — отнято, распределить — распределено, спокойно вывезено за рубеж и спрятано в надежных европейских банках. Но и тот небольшой легальный бизнес, что остался у Саввы на родине, был им заботливо закрышован как в правоохранительных, так и в налоговых органах, и шеф никогда не упускал возможности щегольнуть при случае своими полезными знакомствами.

Я сидела и думала о том, что, в общем-то, таким шефом, как мой, можно только гордиться. Простой советский парень, комсомольский вожак, пришедший покорять Москву чуть ли не в одних лаптях, практически на ровном месте и голом энтузиазме создал свое скромное предприятие, которое позволило ему занять пусть и не первое, но почетное место на одном из местечковых призовых постаментов. Есть от чего закружиться голове. И нет ничего страшного в том, что Савву буквально распирало от гордости от самого факта соседства с каким-нибудь засекреченным олигархом или, напротив, известным политиком. А уж всяких там актеров, режиссеров, продюсеров и других медийных персон мой шеф разве что бочками не солил, что способствовало закреплению за ним репутации не только честного предпринимателя и добросовестного налогоплательщика, но и мецената. Последнее особенно поднимало Савву в моих глазах, и хотя у него еще не возникла насущная потребность стать собирателем драгоценных яиц земли русской, но к искусству «вообще» мой шеф относился почти с благоговением.

Савва вернулся к столу и, словно иллюстрируя мои искренние переживания, остановил взгляд на одном из живописных полотен, украшавших его кабинет. Явно не голодный художник, обладающий не только чувством юмора, но и определенными денежными средствами, вместо примитивных красок использовал в своей «инсталляции» икру ценных пород рыб. «Жизнь удалась!» — гласила победоносная фраза, жирно набранная черной икрой на фоне красной.

Подбодренный скромными рыбьими яйцами, Савва резко сменил тему:

— В самое ближайшее время я намерен заделать все выбоины на дороге своего бизнеса.