Из кустов вышел рыжий громадный кот, спокойно на нас посмотрел и широко, с чувством собственного достоинства зевнул.
— Подсолнух! — простонал Антон. — И-ди-ти сюда, я вас с ним познакомлю.
Кот поднял хвост и понимающе посмотрел на хозяина, мол, я тебя и не такого видел. Потом слабо мявкнул и как-то боком, точно пикирующий бомбардировщик, стал приближаться к столу.
— Вот оно, мое сокровище, — гордо заявил Антон.
Сокровище потерлось о мои ноги и легко, с места запрыгнуло мне на колени.
— Машенька! — закричал Антон. — Это чудо какое-то! Он же никого к себе не подпускает! Он же и ко мне никого не подпускает, всех моих потенциальных жен разогнал! А к вам сам, на руки… Ты что приятель, что с тобой?
— Мяу, — сказал Подсолнух и добавил еще раз, медленнее и отчетливее, для особо тупых. — Мя-а-у.
— Вот гад, посмотрите на него, — не переставал удивляться Антон, — так бы и убил от восхищения.
Я гладила Подсолнуха по голове. Внутри кота пели какие-то тихие бархатные трубы. Солнце зашло за кусты сирени. Стало прохладно.
Мы сидели втроем и молчали. Было спокойно и радостно. Никита, растянувшись в кресле, курил, я занималась с Подсолнухом, Антон доедал так и не помытое яблоко.
— А не пора ли нам пора? — нарушил тишину Никита.
— Рано еще, Никита, — ответил Антон, — так хорошо сидим, в городе выспишься. — Потом спохватился, посмотрел на меня и добавил: — Хотя, конечно, как хотите… Маша, наверное, устала?
Я снова зарумянилась и опустила голову. Что это со мной происходит? Просто дева красная какая-то. Надо подумать об этом на досуге.
Я встала, опустила на землю Подсолнуха и вдруг явственно поняла, что действительно ужасно устала.
— Вы побудьте здесь еще, а я, пожалуй, пойду, — сказала я и застыла в нерешительности.
— Тебя проводить? — спросил Никита и встал.
— Что ты, я сама.
Антон тоже встал. Я по очереди поцеловала обоих в щеки и, поблагодарив Антона за ужин, направилась к дому.
25
Утром я проснулась оттого, что почувствовала на себе чей-то взгляд. Я лежала с закрытыми глазами и прислушивалась. На моем плече пристроилась Никитина рука, и я всю ночь чувствовала ее тяжесть. Он посапывал куда-то мне в затылок, и мне не хотелось шевелиться и будить его.
Я осторожно приоткрыла один глаз, и мой взгляд уперся во что-то серое и пушистое. Все правильно, подумала я. Мы же в раю? Значит, я лежу на облаке. Вопрос: почему это облако шевелится и нюхает меня? Я окончательно продрала глаза и увидела перед собой кошку, как две капли воды похожую на Подсолнуха, только серую. Да это же Мышь, мать Подсолнуха, собственной персоной. Непонятно только, что она тут делает и как сюда пробралась?
Но мне уже не хотелось думать. Я снова опустила веки и попыталась заснуть. Но не тут-то было. Мышь подсунула лапу под одеяло и нагло там шарила. Нащупав что-то интересное, она вытащила это на свет божий и поднесла к своему лицу. Именно к лицу, а не к морде. Потому что взгляд ее был такой серьезный и внимательный, что я забыла, что передо мной обыкновенная кошка. С ее лапы свешивалась длинная белая нитка, видимо выдранная Мышью из простыни. Она попробовала ее на вкус, пожевала немного и разочарованно выплюнула. Потом повернулась ко мне задом и, высоко подняв хвост, продефилировала к краю кровати. Там задержалась на мгновенье, обернулась, скривила губы в улыбке и спрыгнула на пол.
Интересно, который час, подумала я и тихонько пошевелилась. Никита пробормотал что-то непонятное во сне, снял с меня руку и повернулся на другой бок.
Я уснула вчера как убитая, даже не почувствовав его возвращения. Этот момент я проспала с самой чистой совестью. А Никита не захотел меня будить. Что странно, обидно и почему-то приятно. Тихий мой, заботливый…
Теплое море лени качало меня на своих волнах. За окном орали птицы.
Длинный солнечный луч прочертил на потолке узкую ровную полоску и, преломляясь на стене, подкрался к нашей постели.
Я опустила ноги с кровати, но они так и не достигли пола. Я потянулась и, почти встав, коснулась кончиками пальцев шершавого домотканого коврика. Потом накинула шаль и, пробравшись на тонких цыпочках к окну, робко выглянула за занавеску.
За окном во всей своей майской красе бушевал старый запущенный сад. И хотя яблони уже отцвели, было светло, празднично и торжественно от зарослей белой сирени. Огромные влажные кисти под собственной тяжестью клонились к земле, а сами кусты в своей массе и однообразии напоминали буйные горные водопады.
Я немного подышала сквозь щелочку горьковатым весенним воздухом и пошла одеваться. Натянув джинсы и свитер, я кое-как пригладила волосы и, стараясь не шуметь, направилась к выходу.
Мне не хотелось будить Никиту. Наверное, он вчера поздно вернулся. Знаем мы эти мальчишечьи посиделки. Начнут за искусство, а кончат за баб. Интересное словосочетание: «кончат за баб». Вместо баб, что ли? Ну, так не интересно. И вообще, слово «кончать» мне не нравится.
Я спускалась со ступеней, всерьез подыскивая альтернативу слову «кончать». И это у меня слабо получалось.
— Доброе утро, Машенька! — неожиданно прозвучало откуда-то снизу.