Не вызывает сомнения, что речь Су Дая в «Записях историографа» построена на материале речи Сунь Чэня[61]
, сохранившейся на страницах «Планов Сражающихся царств». Сыма Цянь, однако, внес ряд коррективов в ее текст, привел ее содержание в соответствие с данными летописной традиции периода Чжаньго, имевшимися в его распоряжении.Действительно, из приведенного выше фрагмента «[Истории] вэйского наследственного дома», а также из свидетельств «Основных записей царства Цинь» («Цинь бэнь цзи») и «Погодовых таблиц шести царств» («Люго нянь бяо») следует, что оба события, послужившие предметом обсуждения при вэйском дворе, т. е. битва под Хуаяном и передача царством Вэй царству Цинь области Наньян в качестве военной контрибуции, имели место в одном и том же году. Поэтому Сыма Цянь в использованном им тексте речи опустил рассуждения о том, что уступка земель царству Цинь через год после поражения противоречит здравому смыслу и может быть выгодна лишь некоторым вэйским сановникам. Опустил он и повествовательную концовку речи, приведенную в «Планах Сражающихся царств», которая утверждает, что посольство Дуаньгань Чуна в Цинь было приостановлено. Сопоставление показывает также, что Сыма Цянь, избавив текст данной речи от повторов и некоторых длиннот, предельно обнажил ее основную мысль.
Наши наблюдения, таким образом, указывают на беспочвенность попыток цинского критика «Планов Сражающихся царств» обнаружить в их современном тексте обильные заимствования из «Записей историографа».
Вопрос о сунских интерполяциях в изучаемом памятнике был поднят также в специальном исследовании современным китайским историком Ци Сы-хэ[62]
. Он обратил внимание на то, что нынешняя редакция «Планов Сражающихся царств» содержит пять повествований, дословно повторяющихся в тексте «Люй ши чуньцю» (название данного памятника не соответствует его основному содержанию; к тому же перевод этого названия на русский язык весьма затруднителен, поэтому мы даем его в транскрипции). Для всех их характерны сентенциозные концовки типа.1. «Чжао-ван владел большим государством, а Мэнчан-цзюнь [землями, выставлявшими] тысячу колесниц. Тот, кто отстаивает права владения с тысячью колесниц и делает невозможным вторжение [в его пределы], заслуживает названия достойного посланника»[63]
.2. «В результате Цинь с каждым днем стало усиливаться, а Вэй с каждым днем слабеть. И это не потому, что Гуншу был неразумен, а потому, что неразумным оказался [вэйский] Хуй-ван. Беда неразумных состоит в том, что они считают таковыми тех, кому этот недостаток не свойствен»[64]
.Исходя из признания того, что такого рода концовки являются специфической особенностью текстов, собранных в «Люй ши чуньцю», и чужеродны для «Планов Сражающихся царств», Ци Сы-хэ выдвинул тезис о механическом перенесении вышеупомянутых повествований из первого источника во второй.
Надуманность подобных построений, когда их применяют к исследуемому памятнику, не вызывает сомнений. Версия Ци Сы-хэ зиждется на следующем рассуждении: «"Обозрение Люя" ("Люй лань") — сочинение теоретическое, поэтому описание какого-либо события [здесь] непременно дополняется умозаключением». После этого автор отмечает, что такой литературный прием не гармонирует со структурно-стилистической схемой большинства повествований, входящих ныне в «Планы Сражающихся царств». Однако, как известно, в чжоуской литературе резюме с «моралью» встречаются не только в философских трактатах, но и в сочинениях исторического содержания. К тому же, поскольку «Планы Сражающихся царств» — компиляция, нет никаких оснований для того, чтобы абсолютизировать формальные особенности какой-либо группы входящих в них текстов и считать их надежным критерием оригинальности для всего памятника в целом.
Наши замечания подтверждает то обстоятельство, что в «Планы Сражающихся царств» входят тексты, не имеющие параллелей в «Люй ши чуньцю», но которые также завершаются краткими оценками людей и событий. Так, в конце беседы Цзян И и Аньлин-цзюня приведено суждение некоего «благородного мужа»: «Благородный муж, услыхав об этом, произнес: "О Цзян И можно сказать, что он искусный советчик, об Аньлин-цзюне можно сказать, что он знает, как пользоваться удобным случаем"»[65]
. Далее, рассказ о дипломатических интригах, которые привели к войне между царствами Цинь и Хань, закончившейся поражением войск последнего близ Аньмэня (314 г. до н. э.)[66], имеет следующее резюме: «Войско дома Хань не было ни малочисленным, ни слабым, а народ его не был ни тупым, ни невежественным. Но [ханьское] войско стало добычей [царства] Цинь, а [ханьские] умники стали посмешищем для [царства] Чу. Ошибка [ханьского вана] заключалась в том, что он послушал Чэнь Чжэня и отбросил план, предложенный Хань Мином»[67]. Число подобных примеров легко может быть увеличено[68]. При этом нет абсолютно никаких данных, чтобы считать все тексты такого рода средневековыми интерполяциями в текст «Планов Сражающихся царств».