Планзейгер. Хроника Знаменска (СИ)

Официант поместил ящик с вином на заднее сиденье Фольксвагена, Берц с Федором заняли свои места и под пронзительную «Калинку» рванули в сторону Леопольдштрассе.

Федор нет-нет да с интересом поглядывал на Берца, ждал, когда же того развезет. И дождался. Берц начал клевать носом, голова упала на грудь, вот он всхрапнул, как конь, забормотал что-то. Красная маска свалилась на колени, потом под сиденье.

— Эй, — сказал Федор, дергая Берца за рукав. — Товарищ! Нам теперь куда?

Берц, не просыпаясь, махнул рукой: давай, мол, вперед.

Федор поднял глаза и понял вдруг, что они уже на трассе А8, то есть на дороге в Зальцбург. Понять было не трудно, справа вдоль дороги стояли соответствующие плакаты. Красивые такие, цветастые, добротные.

Попробовал свернуть на обочину или просто затормозить — машина не слушалась, ехала сама по себе.

«Как бы его разбудить?» подумал Федор и неожиданно для себя громко и чеканно произнес:

— Хочу вина.

Берц тотчас проснулся, зевнул и потер ладошки.

— Это правильно, — согласился он. — В километре отсюда есть площадочка. Там и тормознешь.

После его слов машина сделалась послушной, как и раньше.

На площадочке их ожидало придорожное кафе со стоянкой для машин. Вкусно пахло жареными сосисками.

— Вообще-то я пить не хочу, — признался Федор. — Хотел остановиться.

Он помолчал и добавил:

— Я, конечно, понимаю, что с тобой лучше не спорить, боком выйдет, но как-то, знаешь ли, боязно.

— Что тебе боязно? — вновь зевнув, осведомился Берц. — Боязно через месяц вернуться богатым? Здесь ты на хорошую пенсию не заработаешь, уж поверь мне. Или боязно, что тебя будет искать хозяйка комнаты, которую ты снимаешь? Не будет, потому что твою квартплату получит по почте, причем с лихвой. Или боязно, что возникнет герр Аберт из банка, где ты взял кредит, а отдавать нечем? Уже не будет возникать, потому что кредит полностью погашен. Что боязно-то?

— А то, что ты, господин хороший, больно много про меня знаешь, — ответил Федор. — Я ведь личность серая, незаметная, обычный бомбила. На меня досье нету. Дальше: с двух ведер дорого вина ты, братан, совсем не закосел. А дорогое вино — оно крепкое, это не компотик за полста рублей в картонной коробке. А думаешь, я не видел это вороньё? Они такими стаями не летают, это перебор. Ты всего несколько часов в Мюнхене, а о тебе уже завтра будут все газеты писать. Борис Годунов, нафиг.

— Короче, Склифосовский, — дурашливо сказал Берц и весело подмигнул. — Кто не за нас, тот против нас. Соглашайся, брат, пока я добрый. Потом запросишься, да поздно будет.

— Куда я денусь? — вздохнув, произнес Федор.

— Ну и славно, — сказал Берц. — Здесь нас больше ничего не держит, всё доделает Тарнеголет. Винцо попьем уже дома.

Прямо перед машиной возник узкий, уходящий в темноту тоннель, но как ни темно было, Федор разглядел в конце тоннеля сисадмина Архаима в крохотных очках…

Фольксваген с русским благодетелем уехал. Странное дело, такой богач и в таком занюханном авто. Тарнеголет прекрасно разглядел его с балкона.

Утром ещё денег до следующего пособия оставалось чуть-чуть, хватало лишь на очередную замороженную курицу, которая была хороша в чесноке, а тут полон конверт евро, яйца, кольцо. С ума сойти! Зиновию Захаровичу хотелось петь и смеяться. Он прошелся по комнате гоголем, фыркая от счастья и раздувая ноздри. Вспомнил вдруг своё недавнее «Алилуйя! Покупаю весь город с потрохами», потом Гришино «Смело продавайте». Господи, в кои-то веки можно что-то дорого продать. Вперед, вперед. В миллионеры.

Зиновий Захарович начал вспоминать, где в славном Мюнхене можно продать кольцо, и никак не мог вспомнить. Похоже, не было такого места. И спросить не у кого.

Был, правда, ломбард, единственный, которому Тарнеголет доверял. Он располагался на улице Вернера фон Брауна. Там могли дать хороший кредит под залог кольца. Но под залог много не дадут. Лучше уж подождать, пока деньги кончатся.

Тут же надтреснутый мужской баритон явственно сказал:

— Уже завтра будет поздно, как пришло, так и уйдёт. Гриша ситуации не знает, продашь — всё потеряешь. Только залог. Действуй смелее, не пожалеешь. Коробочку не отдавай ни в коем случае.

Тарнеголет испуганно огляделся. Нет, нет, в комнате он был один. Значит, это был внутренний голос, которому следует повиноваться, ибо терять не хотелось.

Он подошел к трюмо и критически осмотрел себя. До чего же стар, подумал он, стар, немыт и не стрижен. После чего вооружился острыми ножницами и с грехом пополам постригся. Помылся в душе с шампунем, а когда волосы высохли, оказалось, что прическа вовсе даже ничего, уже и седина не так заметна. Это взбодрило.

Надев самое лучшее, Тарнеголет отправился в ломбард.

Приемщик в ломбарде, тощий средних лет человек с цепким взглядом, привычно составил мысленное описание клиента: старый жид, одевается в секонд-хенде, питается отбросами, будет предлагать цыганское золото. Но когда клиент вытащил из кармана черную лакированную коробочку, а потом открыл её, приемщик замер. Такого редкого бриллианта он давно не видел. А платина, какая платина!