Плащ и шпага

— Графиня всегда бывает больна днем, когда должна выехать вечером.

— А! Так это, может быть, чтобы помириться?

— Может быть.

— Тем лучше. Я не люблю быть в ссоре с женщиной.

— Ты не опоздаешь?

— Я то? будь уверена, что нет, несмотря на маленькое приключение, над которым можно бы и призадуматься. Но я не злопамятен.

— Какое приключение?

— Безделица, которая, однако, могла мне сделать дырку в коже. Но я хочу думать, что графиня де Суассон тут ни при чем.

— Приключение, безделица… ничего не поймешь, говори яснее.

Югэ рассказал, что с ним было вчера, когда он вышел из павильона: Брискетта подумала с минуту, потом улыбнулась и сказала:

— Я не пошлю тебя в такое место, где тебе может грозить какая-нибудь опасность. Делай, что я говорю, с тобой не случится никакой беды.

Когда Брискетта появилась перед графиней де Суассон, она ходила взад и вперед по комнате, ка волчица, с бледными губами, с мрачным взором.

— О! — сказала она себе. — Гроза бушует, тем лучше я узнаю, что она думает.

— А! Это ты? — произнесла графиня не останавливаясь.

— Да, это я, — отвечала Брискетта покорным голосом.

— Ты не забыла, что я тебе говорила поутру?

— О чем это, графиня?

— О графе де Монтестрюке.

Графиня мне сказала, кажется, что он дерзкий.

— Наглый, Брискетта!

— Это разница, графиня, — разница, которая обозначает ясно ваше мнение об этом графе.

— Теперь а скажу еще, что его наглость переходит всякие границы. Мне сейчас сказали, что он был в Лувре.

— И я об этом слышала.

— Ты, может быть, его и видела, Брискетта, видела собственными глазами? А? Ты можешь признаться: с его стороны я всего ожидаю.

— Я в самом деле видела его, но только издали.

— Что я тебе говорила? Он в Лувре! Я думала, однако, что он не осмелится здесь больше показаться.

— Почему же?

— Потому что, — отвечала графиня в раздумьи, потому что простое чувство приличия после того, как он выказал мне так мало почтения, должно бы, кажется, подсказать ему, что ему не следует здесь показываться. Неужели его присутствие в том месте, где я живу, не рассердило тебя, Брискетта?

Рассердило — неверно передает мои чувства. Я просто не нахожу подходящего выражения.

— Я никогда его больше не увижу, будь уверена.

— Наказанье будет только соразмерно обиде!

— Но я никогда не забуду последнего вечера, проведенного с ним, Брискетта.

— В этом я уверена, графиня.

— Всюду он встретит меня на своем пути.

— И меня тоже: я хочу подражать графине во всем и тоже никогда не забуду графа де Монтестрюка.

— Ты добрая девочка, Брискетта.

— Это правда, графиня: я это доказала и ещё не раз докажу.

— Я тоже была доброй, и вот чем кончилось! Ты была права: мне надо было оставить этого дворянчика и Арманьяка умирать у моих ног. Но если он видел, что я могу сделать, когда люблю, то теперь увидит, что я такое, когда ненавижу! Враг будет так же беспощаден, как был великодушен друг.

— О! Этого именно я и боялась! — подумала Брискетта.

Между тем она готовила разные принадлежности темного костюма, раскладывая их по креслам. Графиня подошла к зеркалу, взяла румян из баночки и стала ими натираться

— Я говорила тебе, кажется, что еду сегодня вечером к сестре, куда и король, должно быть, тоже приедет. Не жди меня: ты мне понадобишься только завтра утром.

— Графиня может убедиться, что я уже приготовила платье.

— И клянусь тебе, граф де Монтестрюк скоро узнает, с кем имеет дело!

— Я не сомневаюсь, графиня.

Оставшись одна и приводя в порядок комнату графини, Брискетта слышала её шаги, когда она сходила по потайной лестнице.

— Какую это чертовщину она затевает? — сказала она себе. Такая женщина, оскорбленная в своем самолюбии, способна на все. Этот выстрел… это она устроила, наверное. Но у Югэ легкие ноги и зоркие глаза, да и я ведь не дура.

Часы пробили полночь, она засмеялась.

— Ну, хорошо! — продолжала она. — У меня целая ночь впереди, а дела можно отложить на завтра.

Югэ явился на свидание. В полночь он вошел в знакомый темный переулок, приняв однако кое-какие меры предосторожности. Через две минуту он был в пустом саду и по той же дорожке, по которой проходил утром с Брискеттой, пришел к павильону, дверь которого открылась при первом усилии, так что и ключа не понадобилось.

— Видно, я не первый! — сказал он себе.

Он поднялся по темной лестнице, прошел через темную комнату, поднял портьеру и оказался в кромешной темноте.

Но в ту же минуту он услышал шелест шелкового платья и прежде, чем он сделал шаг вперед, маленькая ручка взяла его за руку. Ручка дрожала и увлекала его; он шел послушно, знакомый тонкий запах духов окружал его. Перед ним отворилась дверь и при свете единственной свечи, горевшей ну углу камина, он узнал ту самую таинственную комнату, где Олимпия принимала его в часы увлечения. Проводница его, которую скорей вел он, а не она его, была закутана в широкое черное платье, на лице у неё была шелковая маска. Она быстро приподняла маску и задула свечу.

— Я не хотела отпустить вас, не простившись с вами, — прошептала она дрожащим голосом. — Сколько беспокойства, пока дойдешь сюда!