Плащаница колдуна

Особо пужливые утверждали, что Темный ходок – это сам леший, прикинувшийся человеком. Поэтому, дескать, и воняет от него мхом и земляной влагой.

По поводу лешего Бельмец не был уверен, а вот насчет вони рассказчики не обманули – вонь была.

Шмыгнув носом, Бельмец перевел взгляд на Крысуна и жалобно проговорил:

– Карп, не могу я с ним идти. Не мое это дело – в Гиблом месте шляться. Пересказать вести или чего достать – это я могу. Но идти в Гиблую чащобу…

– Пойдешь, – резко проронил Крысун. – А ежели не пойдешь, возьму тебя за шиворот и приволоку к Егре. Он давно тебя доискивается. Отдам тебя ему, и будут мне слава и награда.

Бельмец быстро глянул на дверь. Он страшно жалел, что пришел к Крысуну. Хотел деньгу по-легкому сбить. А оно вишь как получилось.

– На дверь-то не гляди, – с тонкой усмешечкой проговорил Крысун. – Пока я не дозволю, со двора не выберешься. И в Порочном граде от меня не скроешься. Хозяин-то этому граду – я! Только свистну, и останутся от тебя рожки да ножки!

– Карп! – загнусавил Бельмец и бухнулся на колени. – Не вели казнить! Прошу тебя сердешно – не гони ты меня в Гиблое место! Сгину ведь!

Крысун усмехнулся. Затем открыл ящик стола, достал что-то и брякнул на стол.

– Видишь это?

Единственный уцелевший глаз Бельмеца вспыхнул алчным огоньком.

– Золотой самородок… – пробормотал он и облизнул губы. – На осьмушку пуда потянет.

– Твоим будет, – сказал Крысун. – Коли выведаешь мне все про Первохода да Лагина и выгоду мою объяснишь.

Бельмец нервно усмехнулся:

– Коли мертвецом стану, так и золото мне ни к чему.

Крысун охолодел лицом.

– А ты не блажи раньше времени, белоглазый! Темный ходок с тобой пойдет. Он о тебе и позаботится.

Бельмец снова взглянул на странного человека с замотанным лицом. Тот стоял возле стены молча, широко расставив ноги и сложив на груди руки. Стоял неподвижно, как будто был сделан из камня.

Бельмец шмыгнул носом.

– Нет, Карп, уволь. Не могу я туда идти. Вокруг много справных ходоков. Вот хоть братьев Барсуковых призови, они на подъем легки, а за самородок твой башку и в огонь, и в голодную прогалину сунут!

Крысун сдвинул брови. Его длинный, тонкий нос слегка дернулся.

– Значит, не пойдешь?

– Не могу я туда пойти. Уволь.

Крысун перевел взгляд на Темного ходока и слегка качнул головой. В то же мгновение Темный ходок шагнул к Бельмецу, схватил его за плечо и резко прижал к себе.

– Пусти! – завопил Бельмец. – Пусти, гад!

Барышник отчаянно забился, пытаясь вырваться, но силы были слишком неравны. Темный ходок действовал быстро и спокойно. Одной рукой он сдавил Бельмеца, а пальцы другой запустил в его слепую глазницу. Вынул белый глаз и, продолжая держать барышника в своих железных объятьях, протянул глаз Крысуну.

Как только Крысун взял глаз, Темный ходок отшвырнул от себя Бельмеца. Отшвырнул вроде несильно, но пролетел Бельмец через всю комнату, пока не шваркнулся плечом о противоположную стену.

Отвалился от стены, шмыгнул носом и пробормотал, потирая ушибленное плечо:

– Пусть обрушится кара богов на твою голову, Темный ходок!

Крысун повертел круглый белый камушек в руке. Потом взглянул на Бельмеца и с усмешкой спросил:

– Нешто и впрямь видит?

Бельмец не ответил. Тогда Крысун положил камушек на ладонь и приказал:

– А ну, белый глаз, покажь, где тут чудны́е вещи!

Белый камушек завертелся на ладони Крысуна. Потом резко остановился и воззрился темным пятнышком на сундук, стоявший в углу горницы.

– Верно глаз показывает! – улыбнулся Крысун. Он перевел взгляд на хнычущего Бельмеца. – Так вот оно откуда, твое чутье на волшебные амулеты. Пока он в твоей башке, ты видишь, чем набиты карманы и сумки ходоков!

Бельмец всхлипнул:

– Отдай глаз… Я без него пропаду.

Крысун прищурился, несколько секунд что-то обдумывал, затем открыл ящик стола и швырнул туда белый камушек.

– Глаз тебе верну, – сухо сказал он. – Но только когда обратно воротишься и расскажешь, как золото делать. Не воротишься – станет глаз моим.

Бельмец потер плечо, болезненно скривился и сказал:

– Ладно, пойду. Хорошо бы амулетами разжиться, Карп.

– Нешто у тебя своих нет? В карманах-то поройся.

– У меня ежели и есть, то на продажу, – хмуро возразил Бельмец. – Ты человек торговый, должон понимать.

Крысун изогнул тонкие губы в усмешку.

– Что ж… Дам я тебе амулетов. На все случаи дам. Но коли утеряешь или испортишь – из своего кармана со мной расплатишься. А не расплатишься, так расплачешься. На том и порешим.

…На улице было по-осеннему мрачно. Небо затянули мороки. Ветер тянул холодком.

Почуяв приближение Темного ходока, лошади, впряженные в телегу, заволновались. Однако Темный ходок поднял руку, пробормотал что-то на непонятном языке, и лошади мгновенно успокоились.

Про себя Бельмец окрестил Темного ходока «Пугачом». Он и был пугачом, пугалом. Только не для птиц, а для людей.

«Чтоб тебя духи болотные в трясину утянули», – мысленно пожелал ему Бельмец.

Запах, исходивший от Темного ходока, бил Бельмецу в нос. Но, странное дело, чем больше Бельмец привыкал к этому запаху, тем приятней он ему становился. То ли запах менялся, то ли в носу у Бельмеца что-то менялось – непонятно.