Пластиглаз

Бросив на меня быстрый взгляд, жена, чуть помедлив, ответила:

– Да.

– Ваше решение о расторжении брака с гражданином Быстрицким Максимом Александровичем, тысяча девятьсот семьдесят пятого года рождения, пол - мужской, социальный статус - FTS-4, остаётся в силе?

Жена кивнула.

Стерва сдвинула брови:

– Полагается отвечать «да» или «нет».

– Да.

Теперь очередь дошла до меня:

– На основании поправок восемь и сорок три к Гражданскому и Семейному кодексам Российской Федерации ваше решение не оказывает влияния на ход бракоразводного процесса и от вас требуется безоговорочное выполнение воли стороны, проявляющей инициативу:

– : в целях защиты и укрепления социального статуса женщины, - закончил я за неё.

Стерва позволила себе улыбку:

– Приятная осведомлённость. Знание законов:

– :путь к правовому обществу. Кончайте с этой хернёй. Давайте закончим со всем этим.

Стерва взглянула на Наташку. Та пожала плечами.

– В таком случае напоминаю вам ещё раз, что в соответствии с Законом о защите детства и поправкой пятьдесят восемь Семейного кодекса Российской Федерации развод родителей считается недопустимой морально-психологической травмой ребёнка, делающей невозможным его полноценное существование в качестве будущего гражданина. В соответствии с указанными Законом и поправкой, к объекту статуса RSQ-2 будет применена государственная программа форсированного завершения жизненного цикла с целью предотвращения страданий и чувства неполноценности в результате отрицательного изменения социального статуса. Прошу поставить свои подписи на прилагающихся документах.

Наташка протянула руку. Стерва услужливо вложила ей в руку чёрную папку.

Золотым курсивом на папке было вытеснено:

«Разрушение института семьи означает конец любой высокоразвитой человеческой цивилизации. А.Гитлер».

Пять или шесть листов - удивительно невзрачных, тонких и блеклых, заполненных мелким шрифтом с перечислением множества статей и положений, мы подписали, почти не глядя.

***

Ни открывать, ни придерживать дверь для Наташки я не стал. Наоборот, прошёл быстрым шагом через вестибюль и, выйдя на крыльцо, хлопнул позади себя дверью. Торопливо закурил и жадно вдохнул дым.

Дворника на крыльце уже не было. Лишь его гнутый лом торчал из загаженного сугроба.

Из «лексуса» меня заметили - водительская дверь приоткрылась, но я был один, и из машины никто не вышел.

Скрипнула пружиной загсовская дверь - не глядя на меня, по крыльцу спускалась Наташка.

На последней ступеньке она остановилась. Обернулась. Плотно сжатые губы. Снова в очках.

Терминаторша.

Из «лексуса» посигналили.

– Паспорта новые, сказали, через неделю готовы будут. Чистые. Без штампов и без: - плечи Наташки чуть вздрогнули. - Десять лет: Как не бывало. Как будто и не было ничего.

– И никого: - в три затяжки я выкурил сигарету и полез за новой.

«Лексус» просигналил снова - настойчивей.

– Максим: - сказала бывшая.

– Ждут тебя, - ответил я.

Самка

Из метро они вышли, держась за руки.

После влажной и душной подземки прохладный ветерок приятно обрадовал.

Допив в несколько глотков пиво, Евсеев поставил бутылку на парапет. К ней тут же, толкаясь и пытаясь обогнать друг друга, устремились две бабки. Короткая потасовка закончилась падением стеклотары на асфальт. Раздалась визгливая перебранка.

У палаток Евсеев замедлил шаг. Ощупав карманы, вытянул пачку сигарет. Заглянул внутрь и полез за деньгами:

– Курева мало.

Быстро оглядел наличку и успокоился. На приятное приключение хватит. Может, даже останется.

Вот только времени сегодня... Четверг. Особо не разгуляешься.

Если бы пятница...

Она прижалась к нему, обняв за плечи. Заглянула в глаза:

– Курить вредно, ты в курсе? Минздрав не одобряет. Возьми мне джин-тоник тогда, что ли...

Голос был приятный, глубокий, с едва уловимой хрипотцой.

Холмики грудей упёрлись, показалось Евсееву, прямо ему в сердце.

– Пить тоже не полезно. Особенно такую гадость. Но желание дамы - закон, - Евсеев провёл ладонью по её спине, скользнул вниз, легонько погладил упругий, обтянутый джинсами зад.

Прижалась к нему плотнее и жарко прошептала в ухо:

– Хочу тебя. Прямо здесь хочу.

Тронула языком его мочку.

Евсеев растерянно огляделся.

По Профсоюзке, из центра, медленно полз чадящий поток машин. На перекрёстке творилась неразбериха - не работал светофор. Машины сигналили беспрестанно. Из подъезжавших автобусов вываливались толпы людей, устремляясь к палаткам, подземному переходу и входу в метро. Тут и там на площади кучковались подростки, потягивая пивко.

Заходящее солнце светило на гигантскую тарелку с хитрой физиономией Хо Ши Мина.

– Да, в общем, не самое тут место... - улыбнулся Евсеев.

Она чуть отстранилась. Прищурилась:

– Боишься? Слабо?

Весело засмеялась и неожиданно цепко, не стесняясь прохожих, ухватила его за пах.

– Идём ко мне! Я одна живу, недалеко тут, - кивнула куда-то вперёд. - Не боишься? Хочешь, на автобусе, пару остановок. А хочешь, пешком пройдём. Погода чудесная, прогуляемся... Или тебя дома ждут, не можешь?..

Дома Евсеева ждали.