– Представляешь – ни разу, – подтвердил он, отщипывая зелень от пучка петрушки в корзинке. – Журналисты перерыли всю землю вокруг ее дома, опросили всех соседей, едва ли не каждого жителя поселка, и никто, ни один человек не смог сказать ни слова о женщине, жившей в этом доме много лет.
– Так не бывает.
– Как видишь, бывает.
– Матвей, ну, ты ведь разумный человек и не можешь не признать факта, что если в доме кто-то живет, то рано или поздно его непременно кто-то увидит. Человек должен чем-то питаться – как минимум, то есть выходить в магазин. У него должны быть какие-то дела, требующие отлучки из дома. И если всего этого не происходит, то вывод только один – Аглая Волошина никогда не существовала, а имя – просто псевдоним, под которым работают, допустим, несколько разных людей. При этом вовсе даже не обязательно, что все они знакомы между собой или что все они – женщины. – Я вытащила из вазы печенье и откусила, на что Матвей поморщился:
– Не порти аппетит, сейчас ужинать будем. То, что ты говоришь, вполне логично, если бы не одно «но». Кого-то же нашли мертвым в доме Волошиной?
– А нашли ли?
– Нашли. Трубили несколько дней, даже начальство полицейское выступало – человек-то известный погиб.
– А подробности? Были какие-то подробности? – я даже сама не могла пока понять, почему вдруг так вцепилась в новость о гибели писательницы, чью фамилию впервые увидела на принесенных Матвеем книгах, но что-то меня беспокоило.
– Я не настолько часто интересуюсь новостями, – засмеялся Матвей. – А вот с чего вдруг ты так в это вцепилась, дорогая? Кстати, я знаю, с кем ты могла бы поговорить об этом, – вдруг произнес он, как-то странно на меня посмотрев.
– С кем?
– С моей мамой. Она большая поклонница Волошиной, я уже говорил. Думаю, она могла бы рассказать тебе что-то еще, хотя я и не понимаю, зачем оно тебе надо.
Я даже не поняла, что в этот момент взволновало меня сильнее – возможность хоть чуть-чуть приподнять завесу тайны или такое ненавязчивое предложение познакомиться с матерью Мажарова.
Звук шагов по ночам преследовал меня постоянно. Это сводило с ума и заставляло покрываться холодным липким потом, проснувшись среди ночи. Я потом долго не могла уснуть, накрывалась одеялом с головой и лежала так, не шевелясь, словно ждала, что в мою комнату кто-то войдет. Но кто мог войти ко мне в пустом доме, где, кроме меня и парализованной Аглаи, вообще никого не было? Если так пойдет дальше, мне придется обращаться к психиатру – похоже, у меня начались проблемы с головой. Ну, это и немудрено – мой круг общения, и без того раньше небогатый, сейчас сократился до Аглаи, изредка – Кати и еще реже – Ростика. Так не только шаги начнут мерещиться.
Но однажды я набралась храбрости и пошла среди ночи убедиться, что мне просто почудилось. Разумеется, на первом этаже никого не было, но шаги я очень четко слышала наверху. На ощупь, так как свет на лестнице не включался, я стала подниматься на второй этаж и вдруг наступила на что-то и полетела обратно, заорав от нестерпимой боли в колене, – сильно ударилась о ступеньку. Кое-как поднявшись, я осмотрела ногу – ничего, только ссадина, но это я перекисью намажу. Нужно идти и проверить, не разбудила ли я Аглаю своими воплями. Стараясь не поднимать головы и вглядываться в каждую ступеньку, я забралась-таки на второй этаж и осторожно постучала в дверь:
– Аглая, вы спите?
– Уже нет, – раздалось из комнаты. – Что случилось, Наташа? Вы так кричали.
– Я… я споткнулась, – проговорила я, входя в комнату.
Аглая лежала ровно так, как я оставила ее вечером – руки поверх одеяла, она не любила укрываться полностью.
– Что случилось? – повторила она.
Пришлось соврать, что я решила выпить молока на ночь и споткнулась.
– Простите, что разбудила, в другой раз постараюсь быть аккуратнее.
– Берите фонарик, если уж верхний свет не включаете, – посоветовала Аглая. – В кладовке должен быть, я помню, что Ростик как-то менял лампочки, на лоб фонарь надевал, так что он наверняка в кладовке. Поищите завтра с утра, а теперь давайте все-таки спать. И колено чем-нибудь обработайте, кровь идет.
Я еще раз пробормотала извинения и вышла, закрыв дверь. Разбитое колено саднило, но от перекиси, разумеется, лучше не стало. Я сидела на табуретке в кухне, дула на красную рассеченную кожу, подтянув колено к подбородку, и все думала, на что же такое я наступила. Не могла же нога сама по себе поехать со ступеньки, я же отлично помню, что наступила на всю ступню, а не на пальцы, и полностью на плашку ступеньки, а не на край. Надо будет утром поискать, чтобы еще и днем не растянуться. В комнате я забралась под одеяло и попыталась уснуть, и вот в тот момент, когда сон уже почти совсем сморил меня, мне показалось, что я снова слышу шаги, но теперь уже на первом этаже, а чуть позже – звук хлопнувшей двери.