Пластиковый сад

– Девушка из сувенирной лавки в Лиссабоне, я зашла полюбопытствовать, а тут этот взгляд. А всего-то горя оказалось, парень на дискотеку ушел с ее подружкой. А что получилось? Изгнанная Агарь. Или еще что-нибудь библейски-величественное. Или Медея, пока она еще не начала все крушить. Согласись.

Я согласился. Я взял ее холеную руку и поцеловал:

–—Ты мастер, Агнесс.

В нашей прежней жизни она всегда была умнее, изобретательнее, поначалу я даже бесился от того, что меня переигрывает женщина, потом смирился. А когда мы расстались, и я занялся более «прогрессивным» делом, то очень гордился собой, вот я, хитрый перец, освоил новую сферу деятельности, совсем новую, уплыл в только что открытый океан виртуальных игр, а ты, Агнесс, все там же, осталась на берегу, даже хотелось думать, что у разбитого корыта. Но теперь мы оба – пенсионеры, и что, я сижу на своем острове, общаюсь со старичьем, с которым и поговорить-то не о чем. Ну правда, что я могу обсудить с Педру, например? Его ничего, кроме бесконечных проблем его многочисленных родственников, не волнует, книг он не читает, по телику только футбол смотрит. От Великой Скуки ловлю каких-то отморозков, да и то не слишком успешно. А она болтается на своем корыте по всему миру, фотографирует встречных девчонок, превращая их лица, никому до этого неинтересные, в шедевры. Инвестирует деньги в кинотеатры и еще куда-то там, она не скучает. Агнесс, ты опять обскакала меня. Но теперь я уже не завидую, не бешусь, подпрыгивая от азарта, не дергаюсь, чтобы обойти, оказаться (или показаться самому себе) более умным, хитрым, удачливым. Теперь я просто преклоняюсь. Браво, Агнесс.

Обед был просто великолепен, господин Ичиро Абэ очень хороший повар. Описывать яства не буду, некоторые блюда, предложенные нам, знают немногие, а знатоки гастрономических утех могли бы за них пожертвовать немало. Вряд ли хоть в одном ресторане на нашем островке найдешь такой обед, ну может, во времена императрицы Сиси, только ей могли подавать что-то подобное, хотя говорят, она вовсе ничего не ела.

А потом яхта встала в бухте столицы, на три стороны абсолютно черный океан, пустой и необъятный, невидимый, он дышал и ворочался, поднимая и опуская нашу посудину на своем хребте, с четвертой – сверкающие круизники, за ними берег с городом, огни, огни, огни… Очень красиво. И замыкает поле зрения полукруг гор, и чернота их вверху сливается с бездонной чернотой неба. А в небе как отражение огней города – гирлянды звезд. Ровно в полночь, в момент смерти прошлого и рождения нового года, начался салют. Стреляли круизники, стреляли с набережной, и по всему периметру гор абсолютно синхронно вздымались ввысь то красные, то зеленые, то золотые, прорастающие друг из друга огненные кусты фейерверка. Длилась эта симфония восемь с половиной минут. Все это время мы с Агнесс молчали, стояли на палубе, опираясь на тонкие перила, держа в руках бокалы шампанского. Не знаю, что за мысли блуждали у нее в голове, а я, гладя в расцвеченную праздником ночь, думал, что это наша последняя с ней встреча, наше последнее совместное случайное «дело», больше мы не увидимся, по крайней мере, на этом свете, ни писать, ни звонить друг другу не будем, незачем, и когда ее лохань, прекрасная океанская яхта Азимут 77S уйдет отсюда, это будет наше последнее «прощай». Печаль…

– Куда ты пойдешь отсюда?

– Сначала на Канары, потом Кабо Верде, а оттуда на Барбадос.

– Когда уходишь?

– Завтра, то есть уже сегодня, часов в семь утра. Когда я проснусь, буду уже далеко отсюда.

Когда я проснулся уже давно был день, серый ветреный, тоскливый. За окном сеялся дождик. Бар внизу закрыт, на площади тишина. Начался новый год, второй для меня на этом острове. Я спустился из квартирки и пошел к океану. На набережной пусто, городок словно вымер, закрыты магазины, закрыты кафе и бары, выходить на улицу совершенно ни к чему. Я смотрел на серые волны под серым небом и думал, что где-то там между этими двумя неприветливыми стихиями болтается белоснежная яхта, на которой уходит из моей жизни Агнесс, уходит навсегда.

Но я ошибался.

***

Прошел январь, подходил к концу февраль. У нас это время всяческих ремонтов и приборок. Числа пятнадцатого в январе выходит на улицы бригада дворников, в основном, тетки, все в голубых фирменных футболках с надписью: «Муниципальная служба». Ходят с жесткими пластиковыми метлами, катят за собой тележки с мусорными ведрами, вычищают все углы и перекрестки в центре городка. Работают, абсолютно никуда не спеша, перекрикиваются через улицу. Вот остановился посреди дороги автомобиль, водитель разговорился со знакомой дворничихой, они болтают, смеются, сзади выстроилась очередь из трех машин, только что отъехавших от супермаркета, люди в них терпеливо ждут, пока те наговорятся, а куда торопиться-то. Уборщицы работают полдня, всё, кампания закончена. Потом их не увидишь три-четыре месяца, остальное время уборкой занимается дождь.