В ночь на 26 марта в Новороссийске жгли склады, цистерны с нефтью и взрывали снаряды. Английские корабли время от времени постреливали по горам – для острастки буденовских войск, которые, оставив в тылах тяжелую технику и артиллерию, налегке пытались ворваться в город. Если бы не корабли союзников, в том числе и итальянские, и французские, то буденовские части давно бы уже заняли предместье. А еще прикрывали нас два полка – Донской калмыцкий полк, сформированный из бузавов – сальских калмыков, и 3-й Дроздовский полк. Казалось, в пылу эвакуации о них забыли, и судьба их предрешена. Но генерал Кутепов вернул с моря вышедший в Константинополь эсминец «Пылкий» и добился, чтобы командир корабля принял на борт всех дроздовцев. Это был поступок мужественного и волевого генерала. А вот полк донских калмыков забыли на берегу. Вместе с ними был и обоз, в котором они пытались вывезти свои семьи. Калмыки не приняли предложение красных о капитуляции и держались до последнего патрона. Судьба бузавов была ужасной: красноармейцы порубили их вместе с домочадцами.
Наш «Белый воин» загнали на запасные пути товарной станции. Здесь мы высадили своих пассажиров. Женщины, навьюченные узлами и прочим скарбом, двинулись вслед за своими станичными казаками. Как мало шансов было у них попасть на пароход. На прощанье Ульяна сняла со своей шеи ладанку и перевесила ее на меня.
– Да хранит тебя Господь!
Она поцеловала трижды – два раза в щеки, а третий в губы – будто орденом наградила!
– Ну, бывай, казак! Может, свидимся где…
И ушла, прижимая ребеночка, к высокой груди. А к нам подскочил взъерошенный полковник-дроздовец с наганом на шнуре и двумя поручиками.
– Кто командир, где командир?
Полковник Весёлкин спрыгнул к нему с подножки бронеплощадки.
– Немедленно высаживайте команду, а весь подвижной состав гоните в порт и топите в море! Да-да, в море! Это приказ главнокомандующего! Там уже пару бронепоездов сбросили. Не оставлять же их большевикам?! Не слышу согласия, господин полковник!
Весёлкин мрачно козырнул:
– Есть…
– То-то же! Исполняйте приказание!
Весёлкин собрал у паровоза всю бронепоездную команду, попрощался с каждым за руку и велел старшему офицеру вести ее в порт для посадки на суда. Сам же вскочил на подножку паровозной будки и махнул Савельичу рукой:
– Вперед!
Паровоз нехотя, словно предчувствую свою близкую кончину, сдвинул колеса с места и медленно покатил в порт. Люди, заполонившие весь грузовой двор, так же нехотя расступались перед пыхтящей машиной, и мы мало-помалу приближались к краю причальной стенки, за которой рельсы обрывались прямо в море. Савельич притормозил состав. Весёлкин соскочил с подножки, сделал несколько шагов по направлению к морю, перекрестился, достал наган и выстрелил себе в висок. Мы ахнули и тоже перекрестились! Наш командир, друг отца, дядя Нестор, рослый и видный, вдруг рухнул на колени, а потом медленно упал лицом вниз, выбросив руки к морю…
Савельич спрыгнул с лесенки и полез зачем-то под паровоз. Лязгнула разъединенная сцепка между тендером и локомотивом.
– Вот что, хлопцы! – крикнул нам старик, поднимаясь в будку. – Я свою машину гробить не буду. Я на ней с младых ногтей пахал. Делайте, что хотите, но я прорвусь в Ростов. Если хотите – айда со мной. А здесь полная безнадега. И на корабли вам не попасть как пить дать. Ну?
Вырваться из здешнего кошмара хотелось любой ценой. В конце концов последовать примеру командира можно было и позже – в случае полной неудачи.
– Ну? – понукал нас Савельич к ответу.
– Едем с тобой! – махнул рукой Паша.
– Тогда шустро перекидайте дрова в будку!
Мы перебросали из тендера остатки дров и сложили их в небольшую поленницу у левой двери. Набили и топку до отказа. Тендер опустел. Савельич положил руку на регулятор пара и дал малый ход. Бронепоезд покатил к краю причала, в который бились волны неспокойного весеннего моря. Первой, оборвав сцепку, рухнула в воду некогда хвостовая бронеплощадка, за ней классный вагон, который служил нам родным домом. Он встал торчком, но его тут же сбила вторая бронеплощадка, а на нее, не успевшую затонуть, свалился многотонный тендер. От бронепоезда «Белый офицер» остался лишь паровоз да платформа, прицепленная спереди. Мы сняли фуражки. Мы прощались с бронепоездом, как моряки прощаются с кораблем, который вынуждены затопить своими руками. Собственно, так оно и было. И всего лишь полтора года назад большевики здесь же заставили черноморцев затопить большую часть эскадры…