Гнат отполз к ближайшему дереву, и встал за его ствол, прислушиваясь и стараясь не пропустить ни одного звука. На несколько мгновений плотно зажмурив веки, он приготовил глаза к ночному зрению, и когда открыл их, окружающий мир предстал пред его взглядом в мерцающем серовато-желтом свете. Заруба бесшумно вынул из колчана, висящего за спиной на широком ремне, две найзы и прислонил их к дереву. Два кинжала сдвинул на ремне так, чтобы можно было выхватить их одним движением. Одного-двух горцев он намеревался взять живыми, поэтому стал быстро-быстро разминать кисти, сцепив их пальцами.
Вскоре горцы вышли из-под сени вековых буков и, присев на одно колено, стали вслушиваться в ночь. Не услышав ничего подозрительного, они растянулись цепью и, неслышно ступая, двинулись к кошаре.
Заруба подпустил их вплотную. Обойдя дерево, за которым он хоронился, Гнат оказался за спиной противника, держа наготове найзы. Как только два крайних психадзе вошли в полосу тени, две найзы, словно молнии, пронзили пространство и вошли им между лопаток, круша позвоночные диски. В тот же миг полетели, кувыркаясь в воздухе, кинжалы, мягко пропоров тонкую кожу на шее еще двоих горцев. Оставшиеся в живых в недоумении остановились и, обернувшись, увидели горящие в ночной темени волчьи глаза, а затем раздался низкий утробный рык, парализовавший волю и вселивший ужас в непоколебимые сердца мужественных и дерзких психадзе. Как и все нормальные люди, храбрые в битве с равными, они панически боялись жестоких сил природы и преклонялись перед ними, считая зверя хозяином гор. К тому же волк был их тотемным зверем – почитался у горцев, как хозяин рода. Не в силах пошевелиться, они смотрели округлившимися глазами на приближающийся к ним силуэт огромного зверя, продолжавшего угрожающе рычать. Никто из них даже не сделал попытки взяться за оружие. Ноги стали ватными и приросли к земле. А зверь все приближался, и уже ясно виден был огромный волк, идущий почему-то вразвалку на задних ногах. Затем волк прыгнул…
Приблизившись к кошаре, Заруба подал условный сигнал – трижды пролаял лисом, чтоб его ненароком не подстрелили свои. Увидев в свете луны атамана, обвешанного трофейным оружием и с пленными горцами на плечах, двое пластунов выбежали ему навстречу и приняли у него пленников, перекинув их на свои плечи.
- Где толмач Уляб? – спросил Гнат, устраиваясь в темном углу, куда снесли пленных.
Казаки разбудили адыга - переводчика, который знал почти все горские языки, и тот присоединился к Гнату, чтобы сразу же начать допрос. Уляб уже несколько раз присутствовал при допросах пленных горцев, и каждый раз поражался, с какой легкостью Заруба добивался нужных ему сведений.
Тихим свистом Гнат подозвал Янычара и, когда конь неслышно приблизился, снял с луки седла затертую холщовую котомку – спадщину деда Мазура, отдавшего Богу душу три года назад. Но перед смертью дед научил Зарубу некоторым премудростям лечения и введения человека в языческое состояние общения с богами – «омману» или «морок».
- Посмотри, кто это, - сказал Гнат Улябу, кивнув на пленных и развязывая котомку.
Уляб низко склонился над пленниками и тут же отпрянул, словно змею увидел.
- Ты чего? – спросил Гнат.
- Это братья Дауд и Кунта – хозяева Ичкерийского леса. Их шесть братьев – все славны своей жестокостью и беспощадностью. Сами горцы их боятся и ненавидят. У них кровники в горах повсюду, но во время войны – нет лучших хиджретов , чем они, а на время войны с общим врагом кровная месть отменяется.
- Четверо из них, похоже, уже упокоились. Я их на опушке леса оставил. Надо тела убрать и следы уничтожить, - Заруба кивнул Лысогорке – лучшему стрелку пластунов, и тот, взяв еще пяток казаков с собой, отправился выполнять приказ атамана.
- Который из них будет знать все о противнике? – спросил Гнат Уляба.
- Старший – Кунта! Он амир психадзе, они все ему подчинены. Даже шамхал Тарковский его побаивается, а амир хиджретов Караташ считается его правой рукой.