Плата кровью

Что касается пленного укропчика, то «отрезать ему член, а потом голову», как то требовали девочки, им не дали («Не пачкайте душу, девчоночки, грязной работой, будете потом всю жизнь вспоминать»), поклявшись непременно и скоро отомстить за них, как отомстили его дружкам. Что, собственно, Еланчик и исполнил после того, как сходил с заискивавшим перед ним бандитом на разведку надёжного выхода.

Как и ожидали поначалу, таковым оказался ход через люк для столовой, выходящий на зады здания, откуда всего десяток метров оставалось до разрезанного в сетке забора выхода в лесопосадки.

Злой с Бураном отход до леса прикрывают, затем действуют по своему плану.

Прихватив автоматы мёртвых караульных — причём оба казака и писатели тоже взяли себе по стволу, — первая группа начала отход.

Алексей сопровождал их с гнетущим душу беспокойством. Всё же такая куча гражданских на хребте! Теперь отвечать приходится ещё и за них, а любой опытный солдат знает, какой это риск и какая на самом деле дыра в защите, даже если гражданские вооружены.

Даже хуже, блин, если они вооружены, запоздало пожалел о своём решении Буран. В любой момент бабахнуть могут.

Опять всплыла строчка из любимой поэмы: «А твоя теперь задача — на кладбище не попасть»… Вот ведь — и девок скрали! И что оно зудит в голове, это четверостишие? Хотя оно, может, и к лучшему — настораживает, мобилизует…

Он перевёл дух, лишь когда цепочка освобождённых из плена растворилась в лесопосадке, и Еланчик, прикрывавший её с тыла, прощально махнул рукою. Забавно они телепались цепочкой в полуприсяде, держа друг друга за одежду, словно малыши из детсада в старой кинохронике. Так и то — ПНВ был только у Шрека, который и возглавлял столь странную, если вдуматься, колонну. И у Еланчика, который прикрывал.

Н-да… Настоящие писатели из настоящей Москвы, три несчастные девчонки из Счастья, два казака-ополченца, один из Брянки, другой из Красного Луча. И сопровождают их бывший боевик криворожской ОПГ и уральский казак-пластун с тремя жёнами…

Ладно, пора доделывать дело.

Тем же путём вернулись с Юркой в подвал, затем осторожно продвинулись на первый этаж. Пока тихо, но чёрт его знает, как там себя чувствует отдыхающая смена. Может, уже готовится стать бодрствующей, и дежурный помощник начальника караула протирает глаза, готовясь поднимать людей на смену часовых. Конечно, судя по тому, что они тут уже видели, бардак и разгильдяйство в этом «Айдаре» творились первостатейные, но лучше перебдеть, чем недобдеть. Чтобы на кладбище не попасть. Как тот нацистик из подвала, который умирал ещё долго и тяжело, подёргивая ногою в агонии, когда они с Юркой пробирались обратно мимо подсобки, где остался лежать бандит.

Алексей хотел было милосердно прекратить его мучения облегчающим ударом в сердце, но сдержал себя. После того как из быстрого опроса освобождённых узнал, куда делся четвёртый из писателей-журналистов и как эти нацистские падлы хвастались о своих палаческих подвигах, — долгое и мучительное помирание для этих катов казалось как раз истинным милосердием. А как же: у нелюдей впервые появлялось время пересмотреть поступки в своей жизни. И раскаяться в том зле, что они причинили другим. Ну, хотя бы через то осознание — на пороге-то смерти! — что делал, видимо, что-то не так, раз теперь приходится так плохо умирать…

Даже и жаль, что не всем сегодня представится возможность успеть перед смертью обратиться к Богу. Если есть он у таких мерзюков…

Алексей с Юркой скользнули в комнату, где тяжело сопела и храпела караульная смена. Да, хорошо храпела и хорошо, что храпела. Значит, успела группа уместить все дела в промежуток времени от смены одних часовых до того, как разводящий начнёт поднимать следующих.

Теперь уже не начнёт, впрочем. Будет спать в своей отдельной комнатке, предупредительно указанной пленным. Пока не найдут. Но и тогда уже не добудятся. А кое-кто и ляжет рядом. Потому что дяденька тоже окажется радикально пересмотревшим бандеровские убеждения и заготовит для своих бывших дружков гранату за пазухой.

Так, четверо здесь, как и завещал покойный в подвале. Должно было быть шестеро, но двоим вместо честного сна в карауле захотелось сексуальных извращений. Эти теперь продолжают вахту в аду. И один живой шнырится у кабинета директора, где Кудилов допрашивает московского корреспондента. Если этих исполним тихо, с тем дорешать вопрос будет несложно. Сейчас от тишины зависит практически всё. Пусть и придётся на себя повесить лишние трупы.

Без этого в принципе желательно было бы обойтись. Но, во-первых, после всего увиденного в подвале и услышанного в ходе быстрого опроса писателей — нелюдей было не жалко. Не повиснут эти покойники на сердце, потому как не убийство это будет, а праведное исполнение приговора. Что человеческого, что Божеского. А во-вторых, это было необходимо всё из тех же соображений исключения лишних случайностей.