Плата кровью

Так что уйти — это будет правильно. Он достаточно хорошо послужил Луганской Народной Республике, чтобы она не сочла его исчезновение бегством с поля боя. Он ей даже слишком хорошо послужил, чтобы в итоге не дожидаться от неё обвинения в бандитизме и подвала без выхода. Или — с выходом. Но на ту сторону. В лапы ожидающих его «айдаровцев».

И дома хорошо будет. Семья. Жена, дети. По Москве вечером прогуляться, по центру. Красиво! В кино сходить. На это, 3D. Чёрт, ведь это же всё где-то есть! Рядом, полдня пути всего!

А главное — жив будет. С ребятами встретится. С Тихоном.

Ещё и благодарность какую получит, вместо позора и исчезновения здесь. Недаром же вон этого непростого Юрия за ним послали…

Да, хорошее предложение! Надо соглашаться.

— Знаете, — проговорил Алексей. — Я очень благодарен Тихону Ивановичу за это предостережение, за заботу и помощь. И вам — за то, что проделали такой путь, чтобы передать мне его слова. И я… очень сильно прошу его — и вас — понять меня.

Он осмотрелся. В обе стороны уходила пустынная Советская. На той стороне высились дома с чёрными зрачками окон. Бомжик прятался под крышей своей остановки. Легонько погромыхивало со стороны Станицы.

— Я… — этого не хотелось говорить. Это было неразумно говорить. Глупо, наконец! Но Кравченко решился. — Я вынужден отказаться от вашего предложения.

Всё. Пути назад нет. И чтобы отрезать его окончательно, Алексей продолжил:

— Завтра я ухожу на боевые. За мной пойдут люди. Я должен вести их в бой. И я никак не могу покинуть их перед этим. Кроме того, и это главное, я — русский офицер. И выходить из боя из-за угрозы пострадать от рук какой-то предательской нацистской швали я просто не могу. Для меня это… унизительно…

Помолчал. Собеседник внимательно смотрел на него, видно, ожидая, чем завершит Кравченко неожиданный для самого себя пафос. И Алексей завершил:

— Шваль в панике? Что ж, я знаю один прекрасный способ успокоить её. И я сам попросился на тот участок, где буду иметь шанс встретить эту шваль и свершить над нею свой суд.

Улыбнулся, хотя и не хотелось:

— Поэтому спасибо, но — нет. Я остаюсь.

Журналист по-прежнему пристально смотрел на него. Затем затянулся сигаретой и щелчком отправил её в урну у входа. Красный огонёк ушёл в неё, как трассер на излёте.

— Что же, я вас понял, Алексей, — проговорил он. — Пойдёмте назад. Пельмени тут у вас и впрямь замечательные.

Глава 11

Вдали захлопало. Над головой начал сгущаться свист.

— Ложи-ись! — заорал кто-то. А, Куляб.

Команда была излишней — новичков тут не было. Все и так мгновенно попадали на землю, расползаясь в поисках хоть самых маленьких укрытий. Да где их тут найдёшь, в чистом поле да в мёрзлой земле! Оставалось уповать только на судьбу да на везение. Нет ничего хуже взрыва мины в чистом поле. Нет, есть. Взрыв 122-мм снаряда. Если о сравнимых калибрах говорить. А так-то, конечно, заряд от «мсты» посильнее будет заряда от Д-30. И «Фауста» Гёте в придачу…

Повезло: разрывы легли сравнительно кучно — для миномёта, — но далеко, в 100–150 метрах впереди. Хотя, в общем-то, мина в 120-мм тоже разлёт осколков даёт мама не горюй.

И вот что тут делать, лихорадочно думал Алексей, увлечённо бодая каской неподатливую мёрзлую землю. Рвануть бы вперёд — так наверняка вражина сейчас подкручивает свои прицелы, чтобы уж точно накрыть цепочку разведчиков. Тогда он, командир, сам заведёт своих людей под огонь. Но и лежать вот так — тоже не выход. На чистом подносе поля они для противника — вроде прижавшихся к полу тараканов, когда включается свет на кухне. Только без возможности, как у тех, прыснуть немедленно по сторонам — и в щель.

Щелей тут нет.

Но можно рвануть в сторону. А лучше — в сторону, но вперёд. Потому что надо — вперёд.

— Взвод! — крикнул он яростно, дождавшись паузы в серии взрывов. — Пятьдесят метров на два часа, бегом — марш!

Рванули, кажется, все. Значит, никого не задело. Очень хорошо!

Снова нарастающий свист. Отлично! Взрывы поднялись как раз там, где взвод лежал только что. Теперь ещё рывок! Нет, не налево, куда логическое заключение заставит командира вражеского миномётного расчёта перемещать угол поворота «саней». Нет, вправо. И опять же вперёд. Сейчас, едва стихла дробь падающих на землю кусков мёрзлой почвы, -

— Сто метров, направление на два часа — бегом марш!

Двадцать секунд бега. Много, блин, поторопился назначить дистанцию! Слишком хочется поскорее до зелёнки добраться! Полста метров надо было скомандовать! Две серии они отстреляли, сейчас третью положат… куда? Туда, куда логика и тактические наставления велят? Или в том направлении, куда, как они видят, бегут разведчики? Не угадать…

Блин, ну, блин, что ж так неудачно попали-то! Немного осталось до посадок! И как их только увидели? Серо-сиреневая мгла вокруг, которая бывает зимней ночью, когда поднимаешься в темноте и идёшь под неясно светлеющим от снега варевом низкой облачности. Пользуешься тем, что тебе хоть что-то видно, а ты для внешнего наблюдателя ещё неразличим среди других мглистых сгустков у земли.