Плата за души (Книга 2)

В двери громко постучали. Стук разбудил и, конечно, вызвал панический ужас. Уже давно у Комаровых любой подобный звук вызывал животный страх - даже если это были соседи. Но сейчас... о каких соседях может идти речь?!

- Может, затаимся и не откроем? - спросила шестнадцатилетняя Танюшка.

- Т-с-с-с-с! - Любовь Игоревна испуганно приложила к губам указательный палец.

Но стучавший знал наверняка, что хозяева дома. Правда, теперь он почти совсем тихо скребся в дверь, словно понимал, что обе женщины проснулись после первого же раза, словно угадывал их страх и хотел показать, что явился не со злыми намерениями.

С замирающей душой мать подошла к двери:

- Кто там? - тихо спросила она.

- Это я, откройте! - послышался столь же тихий голос. Только быстрее!

Любовь Игоревна содрогнулась:

- Танюшка! Это Ромка! Иди, помоги!

Они вдвоем отодвинули тяжелую тумбу, убрали засов и открыли замки. В первый момент Любовь Игоревна не сообразила захлопнуть дверь перед носом непрошеного гостя, оказавшегося совсем не Ромой, и незнакомец скользнул в прихожую.

- Закройте! - теперь его голос, не измененный эхом подъезда, был совершенно другим.

Танька шарахнулась в комнату: молодой человек был очень похож на местного, то есть, на чеченца. Любовь Игоревна затряслась. Гость сам запер дверь и повернулся к ней:

- Постарайтесь выслушать меня, времени мало, - попросил он.

Голос его был успокаивающе-приятным, без всякого намека на акцент. На мать он произвел утешительное воздействие:

- Вы кто? - спросила она.

- Меня зовут Саша, - сообщил парень, входя в комнату, где спряталась Таня. - Я был другом Романа Михайловича Комарова.

- Был?.. - машинально, ничего не соображая, переспросила мать.

Саша опустил глаза:

- Мне жаль, но новости у меня для вас плохие... Рома погиб по дороге в Гудермес...

Танька выскочила из-за шкафа и обняла мать. Тут же у обеих хлынули слезы. Молодой человек подождал, стоя посреди комнаты и не сводя с них глаз, затем подошел к столу.

- Теперь вы должны взять самое необходимое: деньги, документы, теплые вещи. Только не спешите, иначе что-нибудь забудете, а у нас уже совсем не остается времени.

Те бессмысленно забегали по комнатам. Насмотревшись на них, Саша нетерпеливо усадил Любовь Игоревну на стул и поймал Танюшку:

- Таня, покажи, где и что у вас лежит и во что это все можно собрать. Я должен вывезти вас в Бахчисарай...

Убитые страшным сообщением, женщины уже и не думали о том, что незнакомец может готовить им ловушку. То есть, конечно, мысль такая у них была, но им было уже все равно. Только бы скорее все закончилось...

Пока Саша собирал вещи в четыре руки с Танькой, Любовь Игоревна еле слышно спросила:

- Как это с ним случилось?

Он остановился и оглянулся, словно для того, чтобы оценить, как все это сказать. Неизвестно, к какому выводу он пришел, но ответ был таким:

- В конце лета он собирался приехать за вами. Его похитили и держали в доме одного из боевиков... - на секунду этот высокий синеглазый брюнет вдруг стал похож на коренастого, всегда чуть полноватого светловолосого Романа: говорил, как он, держался, как он, и даже слегка картавил, как Рома; да и во внешности мелькнуло разительное сходство с погибшим сыном и братом. - Затем... я узнал, что его расстреляли... Может быть, - Саша снова стал прежним, - может быть, за него некому было заплатить выкуп...

- А вы? - прошептала мать. В другое время она не сказала бы этого: такие слова звучали, как обвинение. Но сейчас вырвалось. Невольно.

- Я не знал. Теперь поздно об этом говорить.

Любовь Игоревна вздохнула. Он прав. Даже если бы и знал что бы это изменило?

Саша взглянул сначала на настенные, потом на свои часы и подхватил с грехом пополам собранную сумку:

- Отнесу в машину. Не возитесь, лучше подумайте, что можно было бы взять еще...

Спустившиеся женщины увидели припаркованный у подъезда "уазик". Рядом с ним курили Саша и еще один парень, выше него ростом, мощного телосложения, чуть-чуть полноватый, точнее, просто похожий на медведя. Комаровы сразу поняли, что он чеченец, хотя у него были русые волосы, зеленые глаза и румянец во всю щеку. Они уже привыкли различать русских и не русских по едва уловимым приметам в выражении лица, по взгляду, по движениям... Женщины испуганно переглянулись: мог ли оставаться сейчас в Гудермесе хоть один порядочный чеченец?

- Загружайтесь, - словно угадав их мысли, с улыбкой сказал "медведь" и открыл перед ними дверцу. - Проскочим уж как-нибудь...

Делать было нечего. Бросив сигарету, Сашин спутник плюхнулся за руль, и амортизаторы просели под его поистине богатырским весом, а машина качнулась влево. Саша уселся рядом с ним и повернулся к женщинам:

- Хусейн знает свое дело. Мы проскочим... Я хочу сказать вам одну вещь... - и тут он начал старательно подбирать слова. - Мне кажется, отец... то есть... - Саша споткнулся на полуслове и встряхнул головой: - то есть, что Михаил Алексеевич всегда жалел о двадцатом июня...