Плата за молчание

Когда затем председатель ландгерихта снова настойчиво спрашивает обеих свидетельниц об услышанном, то окончательно растерявшиеся девушки не решаются присягнуть, что разобрали что-нибудь, кроме имени Кристиана. Доктор Андриес в изнеможении, но очень довольный откидывается на спинку стула. Главная опасность миновала. Теперь надо только взять в оборот родителей покойной служанки. Старик и старуха, впервые в жизни переступившие порог суда, - еще более легкая добыча для беззастенчивого адвоката. Оба они понятия не имеют об обязанности свидетеля показывать лишь то, что он видел собственными глазами и слышал собственными ушами, не выражая при этом никаких мнений, не давая воли никаким чувствам, не делая никаких умозаключений. Родители не знают, что лишены права восхвалять перед судом собственную дочь и призывать кары на голову виновника ее смерти, если желают, чтобы сказанное ими имело доказательственную силу. У них нет адвоката; никто не останавливает их, когда они вместо доказательств срываются на обвинения, никто не помогает им четко формулировать фразы, соблюдать последовательность в изложении фактов. Адвокату Андриесу достаточно задать один вопрос, чтобы партия его была выиграна. И он это делает. Спокойно, мягко, очень сочувственно он спрашивает:

- Кто же, по-вашему, преступник? Кого вы, рассуждая не юридическим языком, а просто по-житейски, назвали бы убийцей вашей дочери?

Хотя и допрашиваемые порознь, оба старика с одинаковой горячностью и почти одними и теми же словами отвечают:

- Вот он, тот, что за вашей спиной! - И это звучит, как если бы они сказали: «На виселицу его, на эшафот!»

Отец Терезы пускается затем в многословные обвинения по адресу Кристиана Ретцеля, рассказывает о его известной всему городу распущенности, о его алкогольных эксцессах, о его любовных похождениях, о том, что Кристиан неоднократно порывался обесчестить и его, Гервина, порядочную дочь. А о самом существенном - о предсмертных словах Терезы, о том, что она успела еще назвать имя преступника, он едва не забывает упомянуть.

Мать же Терезы главным образом плачет, то и дело повторяя сквозь слезы:

- В моих молитвах я всегда с нею. До конца дней, до последнего вздоха не забуду я мое дорогое, мое преданное дитя.

Но об издевательствах подсудимого над ее дочерью, о муках, которые та от него терпела, никакого делового ответа суд так и не получает.

По окончании допроса защитник Ретцеля легко убеждает суд, что волнение, растерянность и предвзятость обоих свидетелей не позволяют привести их к присяге ¹ [¹ В некоторых западных странах присяга приносится после дачи показаний, а поскольку добросовестное заблуждение тоже не освобождает свидетеля от суровой кары за «нарушение присяги», бесчестные юристы нередко запугивают свидетелей. Многократное и настойчивое напоминание о возможной ответственности побуждает иного свидетеля заявить, что он «предпочел бы не присягать» относительно того или другого пункта своих показаний.]. Даже прокурору нечего на это возразить. Итак, родителей покойной отпускают, а их неподтвержденные присягой показания лишаются для суда всякого доказательственного значения.

Все дальнейшее вообще смахивает на ярмарочный балаган, не имея ничего общего с серьезными поисками истины и исключая тем самым назначение соразмерного с виной наказания.

Восемь известнейших специалистов, в том числе шесть профессоров, из которых четверо возглавляют университетские кафедры, призваны с научной достоверностью определить, каким образом Тереза Гервин свалилась с окна. Произошло ли это без постороннего вмешательства, предположительно с целью самоубийства, или при постороннем вмешательстве, иначе говоря - по вине подсудимого.

Четверо ученых экспертов, приглашенных адвокатом

Андриесом в качестве свидетелей защиты ¹ [¹ Буржуазный суд, как правило, предоставляет сторонам самим приглашать экспертов, что, естественно, исключает беспристрастность экспертных оценок, ставя их в зависимость от рвения обвинителя и материальных возможностей обвиняемого. Так пресловутая западная демократия понимает «равенство» всех перед законом. (Примеч. перев.)], соответственно приходят к выводу, что постороннего вмешательства здесь не было и, значит, Кристиан Ретцель в гибели Терезы Гервин неповинен. Четверо других, приглашенных прокурором Шойтеном в качестве свидетелей обвинения, столь же единодушно убеждены, что без постороннего вмешательства случившееся произойти не могло, и значит, Тереза Гервин погибла по вине Кристиана Ретцеля!

Срочно приглашается девятый эксперт, профессор судебной медицины Дотцауэр. Однако неопределенность его заключения вполне под стать противоречивым выводам его коллег. Он заявляет туманно:

- Наверняка у нас есть только труп. Больше ничего. Все остальное гипотетично.

Хаупткомиссар Штюлленберг, когда и его призывают высказаться на сей счет, отвечает язвительно:

- Я ведь не Агата Кристи, которая способна раскрыть любое преступление!

Судебное следствие продолжается шесть недель. По окончании его прокурор Шойтен в обвинительной речи говорит: