Плата за молчание

С отвращением, гневом и ненавистью смотрели 12 присяжных на сидевшего перед ними на скамье подсудимых парня. Они видели грубый подбородок, жесткие, казавшиеся циничными губы. Они вспоминали его прежние преступления. Они не сомневались, что он способен на любое злодеяние.

Чесмэн весь сжался под их взглядами. Он ощущал, как изливается на него волна ненависти. Он опустил голову и молчал. Для присяжных это означало безмолвное признание вины.

Прокурор знал цену таким мгновениям. Он позволил свидетельнице поплакать, потому что ее слезы помогали ему воздействовать на присяжных. Только после долгой паузы он громко, так, чтобы было слышно в самых задних рядах, сказал:

- Мисс Меца, узнаете ли вы в этом зале человека,

который в тот вечер заставил вас выйти из машины вашего

друга и затащил в свою?

Не поднимая головы, девушка рукой указала в сторону скамьи подсудимых.

- Да. Вон тот человек в голубом полосатом костюме - это он.

- Тот, что смотрит сейчас в пол, потому что не решается взглянуть вам в лицо?

- Да.

Окончательно измученная Мэри Элис Меца не могла сказать ничего другого. Ведь инспектор Гузен предъявил ей Чесмэна как «бандита с красным фонарем». И здесь она увидела его снова. Действительного облика мужчины, напавшего на нее в ту ночь, она отчетливо не представляла. В те страшные минуты он показался ей скорее привидением, чем человеком из плоти и крови. Его лицо, одежда, рост - все это виделось ей смутно.

Присяжных, однако, подобные соображения не волновали. Для них достаточно было сказанного: вон тот человек в голубом полосатом костюме - это он.

Не столь драматично протекал допрос второй свидетельницы, оказавшейся более выносливой и, видимо, вполне оправившейся от перенесенного потрясения. Однако и она без колебаний указала на Чесмэна, повторив то, что говорил ей полицейский инспектор:

- Вот он - «бандит с красным фонарем».

Американский закон предоставляет защитнику право подвергать свидетелей обвинения перекрестному допросу. Так как Чесмэн защищал себя сам, ему также должны были разрешить провести допрос обеих свидетельниц. Однако едва он поднялся со своего места, чтобы задать первый вопрос, по рядам присяжных и зрителей прошел ропот негодования. То, что он после всего происшедшего еще осмеливается мучить свои жертвы вопросами, старается вызвать к ним недоверие, было поставлено ему в особую вину.

Первый вопрос Чесмэна к Мэри Элис Меца был:

- Помните ли вы, как описали преступника в своих показаниях полиции?

Молодая девушка беспомощно пожала плечами:

- Не знаю, это было так давно.

В то время Мэри описала его следующим образом: ниже большинства мужчин, узкоплечий, похожий на итальянца.

Чесмэн выпрямился во весь рост.

- Разве я ниже большинства мужчин, мисс? Разве у меня узкие плечи, разве я похож на итальянца или говорю с итальянским акцентом, как вы сообщили тогда полиции? Может быть, вы все-таки ошиблись? - Подумайте хорошенько, мисс!

Нерешительно и испуганно Мэри взглянула на скамью подсудимых и, кажется, готова была внести поправку в свои показания. Однако прокурор поспешно вмешался:

- Но, дамы и господа! Ведь описать человека и узнать его - совсем не одно и то же. Произведите сами такой опыт. Представьте себе какого-нибудь случайного знакомого, которого вы при встрече всегда узнаете. Попробуйте теперь записать на бумаге его рост, телосложение, черты лица. Вы сразу заметите, как это трудно, почти невозможно. А кроме того, учтите, пожалуйста, что обе свидетельницы в тот день, когда они делали в полиции это поверхностное описание, были до крайности взволнованы. Нет, однако, никакого сомнения, что в памяти обеих достойных сожаления девушек неизгладимо запечатлелся облик преступника, заставившего их пережить такой ужас, и что они не забудут его до конца своих дней!

Присяжные и публика понимающе закивали и сочувственно посмотрели на обеих девушек.

Конечно, Чесмэн заметил, что его почти уже не слушают. Поэтому следующие свои вопросы он задавал агрессивнее, громче, более властным тоном.

- Вы говорили в полиции, что у преступника был шрам над правым глазом. Это вообще было единственное, что вы хорошо запомнили, - я цитирую дословно ваши собственные показания. Подтверждаете ли вы их?

- Да, я помню, что я это говорила.

Чесмэн повернулся к судье:

- Ваша честь, могу ли я попросить свидетельницу подойти ближе и посмотреть на меня?

Находившаяся на свидетельском месте Мэри испуганно отшатнулась и подняла руки.

- Я ведь только один раз видела вас. Совсем мельком. Мне показалось, что у вас над глазом был шрам. Но возможно, я и ошиблась. Сейчас мне, во всяком случае, так представляется.

У Чесмэна над глазом не было никакого шрама; каждый в зале мог это видеть, но все смотрели только на перепуганную свидетельницу.

Прокурор Миллер-Леви постарался быстро разрядить щекотливую ситуацию: