Но Аля тут же осаждает ее:
— Ты с ума сошла! А вдруг он сейчас в спальне и не одет.
Девочки громко смеются. А потом мы, наконец, вспоминаем, что скоро утро, и ложимся спать.
И когда я вижу, как улыбается Аля во сне, я перестаю ругать себя за болтливость. Если понадобится, я буду врать и дальше — только бы побольше порадовать ее.
12. День после бала
Нас будят несколько позже обычного — и из-за того, что я вернулась поздно, и потому, что Аля больна.
— Ты так бледна, Шура! — подруга больше волнуется за меня, чем за себя.
— Не выспалась, — отмахиваюсь я.
Рудакова не может удержаться от издевки:
— Ах, мадемуазель Муромцева, после вчерашнего вы, должно быть, ожидали, что вам принесут завтрак в постель? И что вместо чая и каши предложат кофий с пирожными?
Знала бы она, что ожидаю я совсем другого.
В столовой девочки снова вспоминают о зеркальце.
— Ну же, Шура, сейчас-то можно. Твой принц уже, должно быть, встал, — говорит Даша.
Тамара усмехается:
— Ты слишком плохо знаешь принцев. Они имеют обыкновение спать до полудня.
Я зажмуриваюсь на секунду, а потом выпаливаю:
— Я не смогу вам его показать. Магия действует, только когда я одна. Ах, я не могу это толком объяснить. Я мало что в этом понимаю.
Девочки, как ни странно, этому верят. А Меля даже поддакивает:
— Магия — это тонкая вещь. Она абы кому не покажется.
— Но ты же будешь рассказывать нам о нём? — тихонько спрашивает Даша. — И если вдруг он приедет к тебе, ты скажешь нам об этом? А ведь он же приедет, правда? Он же должен сделать тебе предложение.
Она мечтательно улыбается. Они все хотят, чтобы всё это оказалось правдой.
— Ты же не забудешь про нас, Шура? Потом, когда выйдешь за него замуж.
И они все смотрят на меня с надеждой. Я чувствую, что опять краснею. И не знаю, что сказать.
За меня это делает Тамара:
— Девочки, не будьте так глупы! С чего вы решили, что он приедет сюда? Уверена, он вообще не знает, где мадемуазель Муромцева живет. Ты же не призналась ему, Шура?
Я не выдерживаю ее насмешливого взгляда и отворачиваюсь.
Из всех моих товарок Рудакову поддерживает только Зоя Самохвалова:
— Не сомневаюсь, что Шура нам врёт. С чего бы вдруг такой подарок после короткого знакомства? Признайся, Муромцева, ты просто стащила зеркало из княжеского дворца? Там наверняка полным-полно красивых вещей.
Девочки возмущенно галдят, а у меня самой нет ни сил, ни желания возражать. Как раз Рудакова и Самохвалова куда ближе к правде, чем все остальные.
А после завтрака нам становится уже не до разговоров. Сначала — уроки арифметики и французского языка (мы уже освоили полный курс, который читается в пансионе, но чтобы мы не забыли пройденного материала, нас заставляют посещать занятия с младшими девочками), потом — работа в мастерской.
Я так волнуюсь, что стежки на вышивке выходят неровными, и мадемуазель Коршунова укоризненно качает головой.
Аля сегодня освобождена и от занятий, и от работы, и я этому рада. Если бы она увидела мое встревоженное лицо, то сразу бы всё поняла.
Я вздрагиваю от каждого скрипа входных дверей. Я пытаюсь представить, что скажу князю, если он всё-таки появится здесь. А ведь он должен приехать — хотя бы для того, чтобы забрать свою фамильную реликвию. А, может, он посчитает такой визит оскорбительным для себя и вместо этого предпочтет назвать меня воровкой и отправит за зеркалом полицию? При этой мысли я холодею.
А потом ей на смену приходит другая. Быть может, это зеркальце — не более, чем красивая безделушка? И князь придумал эту легенду лишь для того, чтобы произвести впечатление на доверчивую девицу? Уверена, у него достаточно способностей, чтобы ненадолго придать зеркалу магические свойства. А если так, то князь оставит его мне на память о нашей встрече и моем позоре.
Баронесса приезжает в пансион только к вечеру, и когда меня вызывают в ее кабинет, я иду туда на трясущихся ногах. Но Анастасия Евгеньевна встречает меня улыбкой.
— Всё прошло чудесно, не так ли? Все дамы на балу только и говорили, что о вас и нашем платье.
Кажется, она вполне довольна. Но как такое может быть? Неужели о скандале никто не узнал? Я пытаюсь понять, как такое возможно. Да, на балконе не было никого, кроме нас троих, и не в интересах князя делать наш разговор достоянием общества. Кому захочется признаться, что он едва не назвал своей женой нищенку из сиротского приюта? А напомаженный Андрей Станиславович (кажется, его фамилия Стрешнев?) будет сохранять эту тайну из уважения к Ковалевскому. Наверно, так оно и есть.
— И вас искали в зале, когда часы пробили полночь. Все хотели знать, кто вы такая, — баронесса хихикает. — Трудно было не заметить тот интерес, который к вам проявила весьма важная персона.
Я держусь за стенку, чтобы не упасть.
— Ну-ну, стоит ли так смущаться? — похоже, Анастасию Евгеньевну забавляет мое смятение. — Вы молоды, красивы и были так эффектны вчера, что на вас трудно было не обратить внимание. Но надеюсь, вы понимаете, что бал остался в прошлом, и вы не должны предаваться пустым мечтаниям.
— Я понимаю это, ваше благородие, — лепечу я.