Платье цвета полуночи

Госпожа Пруст поспешала к тёмной и мрачной громаде Таити. Город укутывал плотный, как портьеры, туман, но клубящееся марево услужливо расступалось при её приближении и снова смыкалось за её спиной.

В главных воротах, с фонарём в руке, ждал надзиратель.

— Простите, госпожа, но мы думали, вам стоит на это посмотреть, прежде чем начнётся официальное дознание. Я знаю, прямо сейчас ведьмы не слишком популярны, но мы всегда считали вас членом семьи, если понимаете, о чём я. Все помнят вашего отца — какой был мастер! Мог вздёрнуть человека за семь секунд с четвертью! Не знал себе равных. Таких, как он, свет уже не увидит. — Надзиратель посерьёзнел. — И да позволено мне будет заметить, госпожа, я надеюсь никогда больше не увидеть того, что сейчас увидите вы.

Нас всех здорово пришибло, скажу как на духу. Это явно по вашей части.

Войдя в тюремную канцелярию, госпожа Пруст отряхнула плащ от дождевых капель. В воздухе отчётливо пахло страхом. Откуда-то издалека доносились звон, и лязг, и вопли, как оно обычно бывает, когда в тюрьме что-то случилось, ведь тюрьма по определению битком набита людьми, так что все страхи, ненависть, тревога, ужас и слухи — все сидят друг на дружке, задыхаясь от тесноты. Госпожа Пруст повесила плащ на гвоздь у двери и потёрла руки.

— Ваш паренёк говорил что-то насчёт побега?

— Крыло «Д», — сообщил надзиратель. — Макинтош. Помните? Он тут с год пробыл.

— О да, припоминаю, — подтвердила ведьма. — Суд пришлось прервать: присяжных выворачивало наизнанку. Очень неприятный случай. Но ведь из крыла «Д» никому и никогда не удавалось сбежать, верно? Там же стальные решётки на окнах!

— Погнуты, — коротко отвечал надзиратель. — Вы лучше своими глазами на это посмотрите. Нас просто холодный пот прошиб, вот честное слово.

— Макинтош ведь был человеком некрупным, как я помню, — заметила ведьма, пока они торопливо шагали по промозглым коридорам.

— Верно, госпожа Пруст. Злобный коротышка, это он как есть. На следующей неделе его, между прочим, собирались вздёрнуть. Вырвал с мясом прутья, которые дюжий здоровяк не сдвинул бы даже с помощью лома, и спрыгнул на землю с высоты тридцати футов. Это противоестественно, такого просто не должно быть. Но он сделал ещё кое-что… ох, вот честное слово, мне при одной только мысли тошно делается*.

У двери камеры, недавно покинутой Макинтошем, дежурил стражник — и госпожа Пруст не понимала зачем, учитывая, что заключённый со всей определённостью исчез. При виде ведьмы стражник почтительно коснулся края шляпы.

— Доброе утро, госпожа Пруст, — промолвил он. — Для меня большая честь познакомиться с дочерью величайшего палача в истории. Пятьдесят один год за рычагом, и ни разу не уронил, так сказать, ни чести, ни клиента. Вот нынешний господин Солдяга, он по-своему неплох, да только случается, что клиенты потом ещё малость подёргиваются; по мне, так это непрофессионально. А ещё ваш отец никогда не отказывался от заслуженного повешения из страха навлечь на себя адское пламя и месть жутких демонов. Помяните моё слово, ваш отец, если что, сам нагонит их и тоже вздёрнет! Семь секунд с четвертью, какой был мастер! Настоящий джентльмен!

Но госпожа Пруст неотрывно глядела на пол.

— Жуткое зрелище для дамы, — посетовал надзиратель.

— Ведьмы никакие не дамы, когда явились по делу, Фрэнк, — машинально ответила госпожа Пруст. Она понюхала воздух и выругалась так, что у Фрэнка аж слёзы выступили.

— Прямо задумаешься, что такое в него вселилось, да?

Госпожа Пруст выпрямилась.

— Тут и задумываться нечего, юноша, — мрачно отозвалась она. — Я знаю.

Туман жался к зданиям, пытаясь как можно проворнее убраться с дороги госпожи Пруст, пока та со всех ног бежала обратно на 10-ю Яичную улицу, оставляя за собою во мраке туннель в форме госпожи Пруст.

Дерек мирно попивал какао, когда его мать ворвалась в дом под, чего греха таить, мощное пуканье. Юноша поднял голову и задумчиво нахмурился.

— По-твоему, это си-бемоль? Вот по-моему, ни разу не си-бемоль. — Он уже полез было в ящик под прилавком за камертоном, но мать, не задержавшись, промчалась мимо.

— Где моя метла?

Дерек вздохнул.

— В подвале, ты что, забыла? Когда в прошлом месяце гномы сказали, во сколько тебе обойдётся ремонт, ты обозвала их долбаными украшениями для газонов, помнишь? Ну да ты ж ею всё равно не пользуешься.

— Мне срочно надо… в деревню, — заявила госпожа Пруст, обшаривая взглядом загромождённые полки: не найдётся ли случайно другой, исправной метлы.

Дерек вытаращился на неё во все глаза.

— Ма, ты уверена? Ты же всегда говорила, что деревня вредна для здоровья.

— Это вопрос жизни и смерти, — пробормотала госпожа Пруст. — А как насчёт Длинной Дылды Толстой Коротышки Салли?

— Право, мама, не следует её так обзывать, — укоризненно проговорил Дерек. — Она же не виновата, что у неё аллергия на приливы и отливы.

— Зато у неё метла есть! Ха! Не одно, так другое! Сделай-ка мне бутербродов на дорожку, будь так добр.

— Это всё, часом, не из-за той девушки, которая была тут на прошлой неделе? — подозрительно осведомился Дерек. — У неё, похоже, проблемы с чувством юмора.