Платье цвета полуночи

— Стоп, — приказала она. — Я знаю, о чём ты собираешься попросить, и ответ мой — «нет». Если бы ты оттяпал себе кисть руки, я, наверное, смогла бы юб заставить тебя забыть об этом, пока ты не попытался бы пообедать, но такие вещи, как утрата, горе и печаль? Здесь я ничем помочь не могу. Я не смею в это вмешиваться. Есть такая штука, как «утешания», но я знаю только одно существо в целом свете, которое такое умеет, и я её даже просить не стану научить меня. Это слишком… глубоко.

— Тифф… — Брайан замялся и огляделся по сторонам, словно ожидая, что из ниоткуда появится сиделка и снова ткнёт его в спину.

Тиффани ждала. «Пожалуйста, не спрашивай, — мысленно твердила она. — Ты знаешь меня всю жизнь. Не думаешь же ты…»

Брайан умоляюще поднял глаза.

— Ты ведь… ничего не брала? — Голос его прервался.

— Нет, конечно же, нет, — ответила Тиффани. — Что за муха тебя укусила? Как тебе такое только в голову пришло?

— Сам не знаю, — смущённо покраснел Брайан.

— Ладно, забудь.

— Наверное, надо известить молодого господина, — заявил Брайан, ещё раз мощно высморкавшись, — но я знаю только, что он уехал в большой город вместе со своей… — И стражник снова смущённо умолк.

— Со своей невестой, — решительно закончила Тиффани. — Никто не запрещал говорить об этом вслух.

Брайан откашлялся.

— Ну, видишь ли, мы думали… ну, то есть мы все думали, что ты и он, в общем, ну, знаешь…

— Мы всегда были добрыми друзьями, — отрезала Тиффани. — И это всё.

Ей стало жалко Брайана, пусть он и слишком часто открывает рот, не успев включить мозг. Тиффани похлопала его по плечу:

— Послушай, давай я слетаю в большой город и разыщу его?

Брайан прямо растаял от облегчения.

— Правда слетаешь?

— Конечно. Я же вижу, у тебя дел полно, а так хоть на душе поспокойнее станет.

На его душе — да, а вот на моей — наоборот, думала Тиффани, торопливо шагая по замку. Новость уже распространилась повсюду. Люди неприкаянно стояли тут и там, плакали, беспомощно озирались по сторонам. Уже у самого выхода к ней метнулась кухарка.

— Что ж мне делать-то? У меня на плите обед для бедолаги стряпается!

— Так снимите его и отдайте кому-нибудь, кому нужно поесть досыта, — не задержалась с ответом Тиффани. Главное, чтобы голос звучал деловито и невозмутимо. Люди потрясены и растеряны. Она ощущала бы то же самое, будь у неё время, но прямо сейчас важно встряхнуть их, вытолкнуть в мир «здесь и сейчас».

— Слушайте меня, вы, все, — голос Тиффани эхом разнёсся по просторному залу. — Да, ваш барон мёртв, но барон у вас по-прежнему есть! Он скоро будет здесь со своей… избранницей, и к их приезду замок необходимо отдраить от подвалов до крыши! Вы все знаете, кто за что отвечает! Так приступайте!

Вспоминайте старого барона с добром и в память о нём наведите в замке порядок!

Это сработало. Это всегда срабатывает. Голос, который звучит так, словно его владелица знает, что делает, способен горы сдвинуть, особенно если эта самая владелица ещё и при остроконечной чёрной шляпе. Замок внезапно ожил: все засуетились, забегали, закипела работа.

— Ты небось думаешь, тебе всё сошло с рук? — раздался голос за её спиной.

Тиффани выждала мгновение, прежде чем оборачиваться, а когда наконец обернулась, на губах её играла улыбка.

— О, да это госпожа Лоск! Вы всё ещё здесь? Раз так, может, вы могли бы помыть где-нибудь полы?

Сиделка прямо-таки полыхала яростью.

— Я не мою полов, ты, наглая маленькая…

— Верно, госпожа Лоск, вы ничего не моете, не так ли? Я давно это заметила! Так вот, госпожа Зорецвет, которая была здесь до вас, вот она полы мыла на совесть! Она отдраивала пол так, что в него можно было смотреться, как в зеркало — хотя в вашем случае, госпожа Лоск, я понимаю, почему вас это не прельщает. А госпожа Джемпер, которая была здесь до госпожи Зорецвет, отчищала полы песком, белым песком! Она преследовала грязь, как терьер — лисицу!

Сиделка открыла было рот, чтобы возразить, но Тиффани не дала ей и слова вставить.

— Кухарка рассказывала, вы очень набожны, часами на коленях простаиваете, по мне, так и прекрасно, просто замечательно, но вам не приходило в голову взять при этом в руки ведро и тряпку? Людям не нужны молитвы, госпожа Лоск; людям нужно, чтобы вы делали своё дело, госпожа Лоск. И я по горло сыта вами, госпожа Лоск, и в особенности вашим очаровательным белоснежным жакетиком. Думаю, на Роланда ваш чудесный белый жакетик произвёл сильное впечатление, но на меня — нет, госпожа Лоск, потому что вы никогда не возьмётесь ни за какую работу из страха его запачкать.

Сиделка занесла было руку.

— Ох и закатила бы я тебе пощёчину!

— Нет, — твёрдо возразила Тиффани. — Не смогли бы.

Рука застыла в воздухе.

— Меня в жизни так не оскорбляли! — возмущённо взвизгнула сиделка.

— В самом деле? — откликнулась Тиффани. — Я удивлена.

Она развернулась на каблуках, оставив сиделку стоять где стояла, и направилась к молодому стражнику, только что вошедшему в зал.

— Я тебя в замке то и дело вижу. Но не знаю, кто ты. Как тебя зовут?

Начинающий стражник отсалютовал, как смог.

— Престон, госпожа.

— Престон, барона уже отнесли вниз, в усыпальницу?