Платье цвета полуночи

— Я не знаю, как празднуют лентяев, мадам, но я сделаю всё, что в моих силах, — очень вежливо промолвила она.

— Что-что?! Как ты меня назвала?

Обитатели замка учились быстро: все, кто был в тот момент в зале, бросились врассыпную, спеша убраться подальше. В голосе герцогини прозвучало штормовое предупреждение, а кому же хочется угодить в шторм?

Тиффани почувствовала ярость. Казалось бы, она ровным счётом ничего дурного не сделала, с какой стати на неё так орут?

— Простите, мадам, но я никак вас не называла, насколько мне известно, — промолвила она.

Но это не помогло. Герцогиня недобро сощурилась:

— О, да я тебя помню. Ты ведьма — та наглая чертовка, что выследила нас в городе, замышляя невесть какое зло! О, в моих родных краях мы ведьм знаем как облупленных! Везде суют свой нос, сеют сомнения и раздор, порочные, развращённые до мозга костей, да ещё и шарлатанки в придачу!

Герцогиня с достоинством выпрямилась и торжествующе воззрилась на Тиффани, как будто только что одержала решающую победу. Мало того, она ещё и тростью об пол постукивала.

Тиффани ничего не сказала — и до чего же трудно было оставить это «ничего» при себе! Она ведь чувствовала: слуги подсматривают из-за колонн и штор и подслушивают у дверей. Эта особа самодовольно ухмылялась, и срочно требовалось стереть ухмылку с её лица, ведь Тиффани от имени всех ведьм просто обязана была продемонстрировать миру: с ведьмами так не обращаются. С другой стороны, если Тиффани сейчас выскажет всё, что думает, герцогиня наверняка выместит злость на слугах. Надо бы подобрать слова поделикатнее. Но поделикатнее не получилось: старая перечница гнусно хихикнула и полюбопытствовала:

— Ну, дитя? Ты разве не попытаешься превратить меня во что-нибудь неописуемо мерзкое?

Тиффани старалась, правда. Она очень, очень старалась. Но бывают моменты, когда удержаться просто невозможно. Она вдохнула поглубже.

— Думаю, я могу и не утруждаться, мадам, вы сами отлично справляетесь!

Повисла гробовая тишина, и тем не менее тут и там реяли тихие отзвуки: стражник за колонной прикрыл рот ладонью, сдерживая потрясённый смех; из-за шторы донеслось сдавленное бульканье — это едва совладала с собою горничная. Но Тиффани запомнилось другое: тихий щелчок дверного замка где-то наверху. Это Летиция? Она всё слышала? Впрочем, какая разница; герцогиня злорадствовала — ведь теперь Тиффани у неё в руках.

Не следовало опускаться до глупых оскорблений, уж кто бы там ни подслушивал. Теперь эта особа с превеликим удовольствием примется отравлять жизнь и Тиффани, и тем, кто рядом, и, очень вероятно, вообще всем, кого она, Тиффани, знает.

По спине девушки струился холодный пот. Никогда такого не случалось — ни с Зимовеем, ни с Аннаграммой в самые худшие времена, ни даже с Королевой эльфов, а уж она-то как никто умела измываться над людьми. Но герцогиня превзошла их всех: она — злобная тиранка, из тех, кто доводит свою жертву до отчаяния, вынуждая огрызнуться, а это немедленно становится оправданием для новых, ещё более гадких издевательств. Попутно и ни в чём не повинным сторонним наблюдателям перепадёт, причём вину за то, что им доставили несколько неприятных минут, обидчица опять-таки возложит на жертву.

Герцогиня оглядела полутёмный зал.

— Тут есть хоть один стражник? — Она подождала в злобном предвкушении. — Я точно знаю, где-то здесь должен быть стражник!

Послышались нерешительные шаги: из тени выступил начинающий стражник Престон и, явно нервничая, направился к Тиффани с герцогиней. Кому здесь и быть, как не Престону, подумала Тиффани; все остальные стражники слишком опытны, чтобы рисковать огрести щедрую порцию герцогининого гнева. Улыбался юноша тоже нервно и делал это, конечно же, зря. Не стоит улыбаться, когда имеешь дело с такими, как герцогиня. Ну, по крайней мере, у него хватило ума отсалютовать ей, а по меркам тех, кого воинскому приветствию никогда специально не учили и кто ещё толком не натренировался за ненадобностью, отсалютовал он очень даже неплохо.

Герцогиня поморщилась.

— Ну и чего мы ухмыляемся, молодой человек?

Престон обдумал вопрос со всех сторон.

— Солнышко светит, мадам, а я так люблю свою работу.

— Молодой человек, не смей мне ухмыляться! Улыбки ведут к фамильярности, чего я ни в коем случае не потерплю. Где барон?

Престон переступил с ноги на ногу.

— Он в усыпальнице, мадам, прощается с отцом.

— Не смей называть меня «мадам»! Так обращаются к женам лавочников! И «миледи» меня тоже не смей называть, так обращаются к жёнам рыцарей и прочему сброду! Я — герцогиня, так что изволь именовать меня «ваша светлость». Ты понял?

— Да… мад… ваша светлость! — Престон снова отсалютовал — на всякий случай, из самозащиты.

На миг герцогиня вроде бы осталась довольна, но миг этот был из числа кратких.

— Превосходно. А теперь забери отсюда эту тварь, — она махнула рукой в сторону Тиффани, — и запри в темницу. Ты меня понял?