Платформа

Восемнадцатого декабря прямо на центральной площади города злоумышленники выбросили на ходу из грузовика обнаженные изуродованные трупы немца и таиландки. Девушку забили камнями с неслыханной жестокостью; тело ее распухло до неузнаваемости, кожа полопалась. Немцу перерезали горло и, оскопив его, запихнули половые органы в рот. Информация попала в немецкую прессу, несколько заметок вышло и во Франции. Газеты не стали печатать фотографии жертв, но они сразу же появились в интернете. Жан-Ив ежедневно звонил в TUI, новости скорее обнадеживали: очень мало кто отказался от путевок, основная масса отпускников планов не поменяла. Премьер-министр Таиланда успокаивал как мог: речь идет, дескать, о случайном эпизоде, все известные террористические движения и группировки осудили похищение и убийство.

Между тем по прибытии в Бангкок я сразу ощутил напряженность, особенно в районе улицы Сукхумвит, где жили туристы с Ближнего Востока, в большинстве своем из Турции или Египта, но некоторые и из более суровых стран: Саудовской Аравии или Пакистана. Я заметил, что прохожие поглядывают на них с неприязнью. Над входом во многие хостес-бары я видел таблички: “No Muslims here”; хозяин одного заведения в районе Патпонг не поскупился на объяснения и вывесил рукописный текст такого содержания: “We respect your Muslim faith: we dont want you to drink whisky and enjoy Thai girls”[24]. Несчастные туристы-мусульмане, заметим, были ни в чем не виноваты, а в случае теракта рисковали больше других. Когда я посетил Таиланд впервые, меня поразило обилие выходцев из арабских стран; на самом деле они ехали сюда ровно по тем же причинам, что и европейцы, с той лишь разницей, что в разврат пускались, пожалуй, с еще большим энтузиазмом. Часто в десять утра они уже сидели за стаканом виски в баре гостиницы; в массажные салоны приходили к открытию. Нарушая законы ислама, они, возможно, испытывали угрызения совести и оттого держались мило и любезно.

Бангкок я нашел все таким же душным, грязным и шумным и все же был рад увидеть его снова. Жан-Ив собирался провести две-три встречи с какими-то банкирами и министерскими чиновниками – я особенно не вникал. Два дня спустя он сообщил нам, что встречи прошли успешно: местные власти проявили исключительную сговорчивость, соглашались на все, лишь бы привлечь инвестиции с Запада. Таиланд уже несколько лет не вылезал из кризиса, фондовый рынок и национальная валюта падали, государственный долг составлял семьдесят процентов валового внутреннего продукта. “Дела у них настолько паршивые, что им даже не до коррупции, – объяснял Жан-Ив. – Я давал на лапу, но самую малость, сущий пустяк по сравнению с тем, что приходилось давать пять лет назад”.

Утром 31 декабря мы отправились на самолете в Краби. Выйдя из микроавтобуса, я сразу наткнулся на Лионеля, прибывшего накануне. Он был в восторге, в полнейшем восторге, мне с трудом удалось остановить поток его благодарностей. Но когда я добрался до своего бунгало, мне открылся такой вид, что я и сам обомлел. Огромный девственный пляж и мельчайший, как пудра, песок. В нескольких десятках метров от берега океан из лазурного делался бирюзовым, чуть дальше – изумрудным. Громадные известковые скалы, поросшие сочной зеленью, выступали из воды и тянулись до самого горизонта, где растворялись в ярком свете, придавая бухте какое-то нереальное, космическое измерение.

– “Пляж” здесь снимали? – спросила Валери.

– Мне кажется, нет – на Пхи-Пхи. Но я не видел фильма.

По ее мнению, я ничего не потерял; кроме пейзажей, там нет ничего интересного. Я вспомнил, что читал как-то книгу о бэкпекерах, ищущих не тронутый цивилизацией остров; в их распоряжении имелась только карта, которую нарисовал им старый путешественник, перед тем как покончить с собой в жалкой гостинице на Каосан-роуд. Они приехали сначала на Самуй, переполненный туристами; оттуда переправились на соседний остров, но и там обнаружили слишком много народу. Потом, наконец, подкупили лодочника, и тот отвез их в заповедник, на остров, закрытый для посетителей. Тут-то и начались неприятности. Первые главы великолепно иллюстрировали проклятие туриста, устремившегося на поиск “нетуристических” мест, которые с его появлением перестают быть таковыми, и бедняга вынужден забираться все дальше и дальше в погоне за безумной мечтой, теряющей смысл по мере ее осуществления. Занятие столь же безнадежное, как попытка убежать от собственной тени; данный парадокс, как сообщила мне Валери, хорошо известен в мире турбизнеса, на языке социологов он называется double bind[25].