Платформа Беговая. Книга I. Алёша – путь к мечте

Братки – сразу узнал их Лёшка, так и сидя на корячках в ногах коня и мотая бинт. Хоть у Бадминтона и была всего лишь одна нога больная, но бинты с ватником мотались на все четыре ноги. Вот этим он и занимался, думая о том, что он знал, что эти ребята и есть их крыша. Так сказал как-то Петрович о компании странного вида коротко стриженых пацанов в кожанках, трениках и кроссовках. Они изредка приезжали к ним на конюшню. Вроде как главный из них любил лошадей и даже, когда был не очень пьян, катался на них. Иногда Алексей заставал эту компанию. Вот и сейчас они, громко разговаривая и матерясь, прошли по проходу конюшни мимо него и стоящего на развязке посередине прохода Бадминтона и зашли в комнату Петровича.

Лёша видел, для чего они приехали сегодня сюда, они приезжали побухать. Так обычно говорила толстая Машка об этом, варя по просьбе Петровича макароны с тушёнкой на плите и грея чайник для них. Сама Маха была всегда рада таким гостям, она строила глазки и явно заигрывала со всеми этими спортивного вида парнями, а они лишь ржали и называли её дюймовочкой. Но Машка всё равно каждый раз надеялась, что склеит одного из братков и закрутит с ним любовь. Всё это Алексей слышал от неё в её душещипательных рассказах, хотя и смутно себе представлял, как закрутить эту любовь и вообще, что это значит.

Когда вся шумная компания наконец закрыла за собой дверь в комнате Петровича, Машка присела рядом с Лёшей и, видя его усердные старания с наматыванием бинта на ногу Тохи, заговорила:

– Бухать приехали… Видел там такого высокого, с широкими плечами, в спортивном костюме… это новенький, я уже узнала, его Саней зовут. Понравился он мне, Лёшка… и я, вроде, ему тоже, – Маша оправила на себе застиранную выцветшую кофточку, которая обтягивала её пышные формы, – вот закручу я с ним любовь…. И уедем мы отсюда… В Париж поедем. Там, говорят, жизнь другая… Ну что, я хуже их, парижанок тощих, и мне счастье должно перепасть. Ведь так, Лёха?

Алёша согласно кивнул, смутно представляя себе Париж и толстую Маху там… и эту любовь, которую она закрутит. Машку не смутил его по-детски наивный взгляд на её рассуждения, она опять томно вздохнула и продолжила:

– Ты не думай, Лёха, я ведь раньше худая была, как ты, глиста глистой… а потом как аборт сделала от этого урода… и таблетки пить начала, и вот… Но ничего, после нового года я решила – жрать перестану и к лету похудею. Ну что ты смеёшься? Точно тебе говорю – похудею.

– Да я не над этим смеюсь… я верю, что ты похудеешь… я просто глистой тебя представить не могу…

– Когда я была молодая… вот такая как ты. Я была ну совсем худенькая.

– А сейчас разве ты старая? – Лёша даже оторвался от бинтования ноги коня и посмотрел на пухлые прыщавые щёки Махи.

– Конечно, старая… нет, вернее, я уже взрослая. Мне уже двадцать! – Машка фыркнула, но потом взгляд её стал опять задумчиво-томный. – Хотя, конечно, Саня мне этот не очень нравится… мне вот Назар нравится… но разве он на меня такую посмотрит…

Машка опять одёрнула свою кофточку, которая некрасиво обтягивала её бока со складками жира и, встав, пошла в сторону каптёрки, чтобы поставить кастрюлю с водой, зная, что Петрович сейчас позовёт её и даст команду варить макароны или гречку с тушёнкой. Судя по количеству пакетов в руках у братков, приехали они сюда солидно затарившись и видно хотели гудеть здесь всю ночь.

Ставя воду в кастрюле на огонь, Маша думала о Назаре. Он был для неё как принц из сказки на белом коне. Да, именно на коне. Ведь сюда он приезжал поскакать на лошадях, и поэтому он и был тем самым сказочным принцем: красивым, статным, с вихрами тёмных волос на макушке и сбритыми под ноль к шее, с шальным взглядом волчих, с жёлтыми огоньками, глаз и улыбкой, от которой становилось страшно. Но всё равно Маша мечтала о нём. Он был для неё тем несбыточным идеалом мужчины её мечты.

– Машка, – раздался голос Петровича из каптёрки, – иди пакеты с продуктами возьми… Гречки пацанам навари и овощей нарубай, а то голодные они. И где Лёха?

– Да всё с этим своим возится… ноги ему бинтует, – забирая пакет с продуктами из рук Сани, Маша ослепительно улыбалась ему, всем своим видом показывая, что готова на всё.

– Скажи Лёхе, пусть Аметиста… Митю седлает. Назар поездить хочет.

Петрович наконец отдал Машке все пакты с едой и вытолкнул её из каптёрки.

– Лёха! – неся продукты в закуток их мини кухни, закричала Машка на всю конюшню. – Митю поседлай. Назар поездить хочет.