Платина и шоколад

Не сдерживается. Проникает внутрь — сначала одним пальцем, застывая. От тесноты и того, как Грейнджер задыхается. То ли от неожиданности, то ли от плавного движения. Затем — двумя. Стискивая зубы, едва не рыча, когда она выгибается, запрокидывая голову, упираясь затылком в книжную полку и цепляясь руками за шкаф.

В ней так туго.

Немного разводит пальцы. Она тут же с шипением втягивает в себя воздух. Ей больно?

Упрямая мысль о том, что когтевранец совсем не растянул её, исчезает, потому что Драко начинает медленно двигать пальцами и практически тут же сам забывает о ком-либо, кроме дрожащей под рукой девушки.

Горячая, влажная… блин, Господи, Грейнджер.

Малфой готов молиться вслух, чувствуя отчаянную пульсацию в члене, оттягивающем трусы. Он не сдержится, если она ещё раз застонет. Ещё раз подмахнёт ему бёдрами. Ему нужно в неё. Сейчас. Просто в неё. Рука отрывается от Грейнджер, судорожно сдёргивая ткань трусов, и девушка странно вздрагивает, когда его член прижимается к ней.

— Малфой...

Без разделяющей тела ткани. Горячий. Одно резкое движение, один сильный рывок — и он внутри.

Её громкий вскрик на секунду оглушает.

На мгновение всё внутри опускается — Грейнджер сжимает пальцы на его плечах и молчит, тяжело дыша. Пряча лицо у него на шее, пока в затуманенные мозги протекает осознание.

Твою мать. Ты у неё первый.

Первый.

Нет.

Нет, не может быть. Она же сказала… Не сказала. Какого хера ты не сказала мне?.. Почему позволила… Чёрт.

Драко не двигался, чувствуя, как её сердце вылетает навстречу его собственному. Как в голове рассыпались на осколки все грязные картинки с её участием. Самые мерзкие, самые развратные…

Никто не касался её. До него. И эти руки, губы — плевать на зажимания с Грэхемом, на показной поцелуй в Хогсмиде — ласкали только Драко. А тело… Это горячее тело хотело лишь его, Малфоя. Принадлежало лишь ему.

Он прижимается к Гермионе всем телом, чувствуя, как напряжен её живот и руки, как узко внутри. Как она вцепляется в плечи Малфоя ногтями, дрожа, и, кажется — Мерлин, пусть только кажется, — кожей он ощущает тёплые слёзы на прижатой к шее щеке.

Медленно выдыхает, пытаясь держать себя в руках. Ощущает, как по спине скатываются бусины пота.

— Скажи мне… — сдавленно, задыхаясь. Мягко, как никогда. Расслабься. Хотя бы немного. — Скажи, что мне сделать?

Малфой, какого хера это за вопрос? Просто сделай своё грёбаное дело и проваливай.

Она не прекращала дрожать, кусая губы. Будто боясь пошевелиться. Затем осторожным, невесомым движением провела кончиком носа по его уху.

— Просто… медленно, — тихо-тихо, касаясь дыханием волос. — Пожалуйста, ладно?

И стискивает коленями его бёдра, приподнимается, неосознанно сжимая его внутри. Вырывая из его горла рычащий стон. И сама же… блин, Грейнджер, что ты… сама насаживается снова.

Раздирая в клочья остатки его самоконтроля. Не отводя тёмного, такого безумного взгляда от его глаз, устремлённых на неё. Взгляда, в котором он уже не тонет — в котором он безнадёжно идёт камнем на дно.

Челюсть сжимается так, что зубы вот-вот просто треснут.

Он осторожно подхватывает её под колени, медленно толкаясь к ней тазом, входя до самого конца, чувствуя дрожь в каждой напряжённой мышце.

Не торопись. Ей не будет больно.

Просто… медленнее.

Так узко.

Держи себя в руках. Малфой, держи себя в руках. Не думай о том, как плотно и мокро стенки влагалища сжимаются вокруг члена. Она держит его внутри так сильно, что скручивает нутро. Выворачивает наизнанку, а разрядка затянутым шаром пульсирует глубоко внизу.

Живот напрягается, Драко подаётся назад и опять в неё, вызывая резкий выдох, опаляющий кожу шеи. Замирает. Нет, он не кончит сейчас.

Она дрожит.

— Больно?

Тонкие пальцы впиваются в спину, прижимая. А когда Грейнджер отстраняется и тянется к его губам, он сам целует, осторожно и медленно. Чёрт, конечно ей больно. Но она не зажимается, не отталкивает его. Через силу расслабляется, разрешает одним взглядом. Беззвучным “не останавливайся”.

Не останавливайся.

Всё. Просто… всё.

Драко со стоном прижимается к её губам, целуя — глубоко, возобновляя толчки. Медленные, размеренные, осторожные. Губы произносят что-то прямо в поцелуй. Бред, который сам же не слышит, только замечает: боль в её глазах растворяется, щедро разбавляется вновь разгорающимся огнём. Пламенем, в котором он горит.

Там, в глубине её взгляда, её жаркого тела. И с первыми резкими толчками Малфой чувствует, как сходит с ума. Потому что просто не может остановиться, только быстро отстраняется, впивается пальцами в разведённые бёдра, поддерживая её, напряжённо глядя в глаза, дыша через стиснутые зубы. Шипя и запрокидывая голову.

— Драко…

Это жжение внутри — оно почти пропало. Остались его движения, его руки и взгляд, за который, если нужно, Гермиона могла продать душу прямо сейчас. Она замечает, как он вздрагивает от произнесённого вслух имени.

— Драко, — шепчет снова, обхватывая его лицо. И последние граммы терпения скатываются каплей пота по его груди.

Глубже, резче, в неё.