Платина и шоколад

Дыхание сбилось и вырывалось хриплыми лихорадочными выдохами из-за стиснутых зубов. Злой взгляд буравил отражение. Даже румянец стал светлее. Малфой видел, как вода стекает по лицу вниз, к подбородку и шее, обходя место соприкосновения с деревом.

Так просто.

Просто, верно? Ты же на краю этой ночью. Ну так давай, блять. Скажи одно-единственное слово, чтобы окончательно всё решить для себя. Сорваться к хуям и сдохнуть здесь, посреди ванной комнаты.

Скажи. Произнеси любимое заклинание твоего отца.

Дыхание такое тяжелое, что, кажется, изо рта сейчас польётся кровь.

Сильнее стиснул зубы, сильнее вдавил палочку куда-то под челюсть.

Давай же. Не будь трусом, давай!

Он зарычал, чувствуя, как дрожит верхняя губа. И снова, будто в попытке произнести заклятие. Сердце что-то кричало, но шум воды, который стал вдруг почти оглушающим, не давал этого услышать.

Ты жалок, Малфой. Ты. Жалок.

Глаза зажмурились.

Сейчас.

А в следующий момент палочка вылетела из пальцев, царапнув кожу горла — эхо разорвавшего напряжённый воздух ванной “Экспеллиармуса” до сих пор отдавалось в голове.

Судорожный выдох вырвался из трясущихся лёгких вместе с разворотом тела. Дверь в спальню Грейнджер открыта. Гриффиндорка стоит на пороге, пылая своими распахнутыми глазами. А в них вопрос. Такой огромный и такой испуганный вопросище, на который Драко не мог дать ответа. Просто… не знал.

Гермиона смотрела в ужасе. В полном ужасе, открыв рот. И это щедро чередовалось с недоумением. Рука с палочкой так и замерла, глядя куда-то в грудь молодому человеку.

Шикарно. Супер. Отличный момент, блять.

Дайте два.

— Малфой?

Драко сглотнул, натужно дыша и не отрывая взгляда от неё.

Ты только не спрашивай, ладно, Грейнджер? Не спрашивай. Потому что я бы всё равно этого не сделал.

А то, что ты видишь, слишком унизительно, чтобы говорить об этом.

Спину окатил озноб, и внезапно стало очень тихо. Всё ещё шумела вода, всё ещё дрожали руки.

Но иначе. Будто сквозь.

Слизеринец нахмурился и закрыл глаза, отворачиваясь. Просто не ночь, а пиздец какой-то…

— Эй…

Её голос, сквозь темноту под веками. Осторожный, тихий.

Сейчас посыпятся вопросы.

Драко чувствовал себя идиотом. Полнейшим идиотом, стоя в этой полутёмной кафельной комнате перед гриффиндоркой.

И что мне ответить на твоё “эй”?

Проваливай? Что ты здесь забыла? Откуда во мне желание безостановочно просить у тебя прощения за весь сегодняшний грёбаный день?

Совершенно бесконечный день.

Малфою казалось, что солнце не взойдёт никогда. И утро никогда не наступит. Будто где-то там сломались те самые огромные часы, которые задают время всему миру.

Опомнился от собственного хрипящего голоса, отдавшегося в ванной:

— Эй, — видимо, не придумал ничего лучше.

Это походило на приветствие случайно встретившихся в парке знакомых. Глупо донельзя. Особенно если учесть тот факт, что Грейнджер стоит, недоумевающая, перед ним, а из крана справа от слизеринца всё ещё бьет в дно раковины вода. И где-то там, за спиной, валяется его выбитая из пальцев палочка. И на нём эти херовы брюки, всё ещё местами мокрые от дождя.

Это так до охуения глупо, что захотелось просто заржать в голос. А потом рухнуть на колени и умереть, захлебнувшись в рыданиях.

Гермиона тряхнула волосами. Сделала шаг вперёд, пряча палочку в карман.

— Что ты делал только что?

Вздохнул. Закатил глаза.

— А на что это было похоже?

Ещё несколько шагов к нему и лёгкий удар кулаком в плечо. Малфой невольно отступил, хмыкая, молча принимая толчок. Нахмуренные брови Грейнджер и откуда-то взявшаяся дрожь, сотрясающее тонкое тело, почти возвратили его к жизни.

— Это смешно, по-твоему?!

— Невероятно, — и немного нервный смешок сорвался с губ Драко. Тут же, однако, молодой человек поднял руки к лицу, потёр щёки и лоб, а затем зарылся пальцами в волосы.

Медленно приходил в себя.

Судя по стойкому желанию орать и в то же время еле слышно шептать, он был очень близок к срыву.

Нет, серьезно.

Чувство, будто на бочонок с порохом посадили… Уизли и дали спички поиграть. Эта мысль вызвала ещё один слишком-громкий смешок.

Гермиона приоткрыла рот. Потом закрыла и какое-то время просто смотрела. Моргала так, словно не понимала.

Наверняка не понимала.

— Ты не хочешь ничего рассказать?

Этот вопрос оказался таким нелепым.

Мерлин, Грейнджер. Ты можешь лучше. Что же ты?

— Нет, — сказал Малфой, и голос его стал уже куда твёрже, чем пару секунд назад. — Я хочу, чтобы ты не лезла не в свое…

Ещё один толчок, более ощутимый, чем предыдущий.

Отступил, опешил. Это ещё что за…

— Я только что спасла твою хренову жизнь, Малфой! — закричала она, и от этого крика зазвенело в ушах.

Будто кто-то просил. За уши притянул в ванную комнату. Он скривился.

— Твою мать, тише…

— Нет! Не тише, иди ты на фиг, я видела твой взгляд! Ты готов был сделать это! Какого чёрта, я тебя спрашиваю!

Интонации исключительно восклицательные — вопросом там и не пахло.

Что, Грейнджер? Страшно, когда смотришь вот так и проектируешь смерть, которая, ты знаешь, сейчас произойдёт. Я знаю, страшно. В моей голове это безвылазно.

— Успокойся.