Он поморщился, будто не поверил. Затем блеснул глазами, быстрым движением убирая со лба влажные пряди. Гермиона выдохнула почти с облегчением. С начала разговора она сама хотела сделать это. Но, конечно же, не сделала.
Не сделала бы никогда.
— Хоть кому-то пришелся по вкусу грязнокровкин запах?
— Ещё раз назовешь меня так, и твоя глотка тоже пострадает,
— Я играл в квиддич, — ему адски захотелось что-нибудь ударить, пусть это будет даже каменная стенка или деревянная трибуна.
— Малфой оправдывается?
— Заткнись, — он сделал шаг к ней, но она торопливо отступила.
— Нет-нет, не нужно. Я не шучу. От тебя несёт как от свиньи.
— Пошла вон!
Гермиона хмыкнула, получая какое-то извращенное удовольствие от его раздражения. Сейчас, когда на них были устремлены косые взгляды слизеринской команды по квиддичу, и он наверняка не полез бы к ней, хватая за руки. И ещё — ей невероятно нравился его запах, немного резкий, немного дикий, но всё же настолько густой и отдающий им самим, что хотелось зарыться во влажные от пота волосы носом.
— Почему во вторник не будет игры с Когтевраном?
— Твой ненаглядный лохматый Миллер узнал, что ты преследуешь его. И сбежал.
— Да-да, конечно, Малфой, — Гермиона склонила голову на бок, ожидая ответа, глядя на него с задумчивой поволокой на глазах. — Я жду.
— Ты идёшь, Грейнджер. Идёшь на хер отсюда.
Он резко развернулся и пошёл в сторону развалившихся на траве слизеринцев, которые тут же закопошились и заговорили друг с другом, пряча глаза.
— И все же прими душ, — крикнула Гермиона ему в спину, ловя на себе его взбешенный взгляд через плечо и усмехаясь.
— Не приближайся ко мне, Грейнджер.
Малфой ощущал ветер на лице и сжимал зубы, останавливаясь возле взмыленных игроков и отбрасывая метлу в сторону. Хватая чистое полотенце и ожесточенно вытирая лицо. Смыть.
Смыть.
Смыть её взгляд.
Жаль, что вот так нельзя протереть мозги, приводя их в порядок.
Чёртова дура, возомнившая себя центром Вселенной. Его грёбаной Вселенной! Позволяющая себе занимать его мысли и появляться там же, где появлялся он. Дура. Дура. Он так долго растирал лицо, что оно начало печь, а когда отнял полотенце от глаз, словил на себе взгляды молодых людей.
—
Крэбб и Гойл тут же отвели глаза, как и вечно вздыхающий Уоррингтон.
— Она горячая штучка, — с ухмылкой протянул Грэхэм, глядя на Драко и почти не смутившись.
Малфой не удержался и фыркнул.
— Ты что, больной, Монтегю?
Капитан покачал головой, открывая фляжку с водой и отпивая.
— А ты слепой, что ли?
Драко фыркнул, отворачиваясь. Какого хера Грэхэм говорит о ней? Какого хера он вообще смотрел на неё?
— Я бы подержался за её попку, — он хохотнул, и тут же послышалось согласное мычание Блетчли.
— Трахаешь её, а? Скажи, что нет. Я бы тоже не прочь подловить её в темном уголке.
Снова приглушённый гогот, который резко оборвался, стоило капитану и вратарю поймать взгляд Драко. Он понимает значение их
Он сам не позволял себе думать о том, как трахал бы её.
Трахал бы, трахал.
Трахал. Это слово настойчивым звоном повисло в голове, отдаваясь от стенок черепа и замирая, закручиваясь в образы. Живые, движущиеся.
Дышащие.
Влажные.
У них был привкус корицы.
Однако в следующую же секунду Малфой растягивает губы в ухмылке.
— Повелись, идиоты? Ловите, ебите. Мне до одного места.
Он заводит волосы назад, пропуская их сквозь холодные пальцы. А затем разворачивается и шагает в сторону раздевалок своей неспешной походкой, разминая шею на ходу.
— У нас еще тренировка, Малфой!
— Мне нужно уйти.
Вот так вот просто — и ни слова в противовес.
Малфой не знал, почему они до сих пор слушаются его. Ведь отца уже не было, и никто не подкупал это плебейское преклонение, которое преследовало его с самого первого курса. Или, скорее, всю жизнь. Люди всегда стремились угодить ему. Даже те, кто был на одной ступени с ним — такие же чистокровные, такие же обеспеченные. Сделать так, чтобы Драко одобрительно кивнул. И это означало бы в высшей степени похвалу.
Или означало, что через Драко они пытались вылизать задницу его отцу.
Малфой покривился от этой мысли, вошел в помещение раздевалки и начал стаскивать с себя форму, отбрасывая её на лавку.
А возможно, в этом была суть всех аристократов — преклоняться друг перед другом, тщательно полируя друг друга языками и лестью. Тогда почему сам Драко никогда не делал этого?