— Что здесь понимать? — его голос почти звенел от ярости, и гриффиндорка узнала в нём того мальчишку, который сломя голову бросался в любую перепалку ради любой чепухи, не жалея своей головы.
Открыла рот и поняла, что не знает, что сказать. За что уцепиться. Кажется, любая мысль, стоило ухватиться за нее, срывалась, выпадая из пальцев, как камень из крутого склона, усыпая голову мелкими комками грязи и пыли.
— Он ни при чем. Дело в том...
Она опустила взгляд, уставившись на его заляпанные грязью кроссовки, будто ища в них поддержки. Этот разговор всё равно когда-нибудь пришлось бы начать. И хорошо, что здесь нет Рона, иначе бы без криков не обошлось.
— Гарри... — подняла голову, встретившись с ним глазами. Он смотрел почти со страхом, и у неё тоже сжалось сердце.
— Ты смотришь на него.
Голос Поттера тихий, а в нём — осуждение. Хлёсткое, резкое, острое, смешанное с долей раздражения и злости. Какой-то отчаянной и бессильной. Каждый оттенок бьёт по лицу, давая заслуженные пощёчины. А ей страшно поднять голову, но она решается.
В зелёных глазах догадка. Осознание и непонимание, полное, убежденное. Странное недоверие. И ни капли былой теплоты, заботы, дружеской нежности. Всё внутри Гермионы кричало: соври ему. Соври, скажи, что это глупая ошибка. Это ведь и есть ошибка. У вас ведь ничего и никогда не будет. Ничего, никогда...
Она хмурится, кусает губу, качает головой, но так неубедительно, что сама не верит в это немое отрицание.
— Смотришь, — перебивает он её тишину. — Сегодня смотрела. В Большом зале. На трансфигурации. На зельях...
Он задыхался, сжимая зубы.
— ...на травологии. А он перестал, ведь так? Перестал тебя замечать вообще. Что у вас, Гермиона?
Слова летели в неё как камни. Стучали в голове, почти оглушая. Наравне со стуком сердца. Что у нас?
Что у нас?
— Ничего.
— Не обманывай.
— Ничего, — твёрдо произнесла она, так резко вскидывая голову, что мокрые волосы ударили по щекам. — Мерлин, Гарри!
Он смотрит с недоверием. Со странной надеждой, будто умоляя заставить его поверить в обратное, и Гермиона смягчается. Заставляет себя и давит улыбку. Самую искреннюю, на которую была способна, старательно растягивает губы, мысленно вручая себе за это Оскары, один за одним, и проклиная лживый смех, что резковато вырывается из груди.
— Гарри... что ты говоришь... я и
Когда Гарри отводит её руки от лица, она молит Мерлина, чтобы он поверил ей. И, кажется, великий волшебник слышит её, потому что в зелёных глазах облегчение. Такое огромное, что на какой-то миг Гермионе кажется, что оно наиграно.
— Прости, я такой дурак, — Поттер улыбается.
Оглушённая биением собственного сердца, она смотрит на него, краем сознания отмечая, что ливень постепенно редеет, как часто и бывает с сильными дождями — они кратковременны.
— Так что у тебя случилось?
— Да мелочи. Ничего серьёзного. Немного устала, столько новых забот появилось.
— Он точно не доставляет тебе хлопот?
—
Снова это слово.
Почему всегда, когда она врёт, она произносит именно его?
— Прости, Герми, — он выпускает её пальцы, неловко топчется на месте и пытается засунуть руки в карманы джинсов, но мокрая ткань слишком неподатливая. — Я просто вдруг подумал... Ты расстроенная в последнее время, и мы с Роном переживаем. А тут ещё эти взгляды. Но ты-то никогда им не заинтересуешься, я точно знаю.
Поттер заглядывает ей в глаза, и она твёрдо кивает, закусывая щёку. Слава Мерлину. Слава Мерлину, он верит ей. И продолжает что-то бубнить, что такая как она никогда и ни за что не станет увлекаться хорьком, трусом, заносчивым слизеринским принцем, потому что... просто потому что. И ещё много-много слов. Совершенно ненужных, и гриффиндорка вздыхает почти с облегчением, когда голос Рона окликает их обоих с другой стороны улицы.
— Эй, вы, там! Промокли? А нечего было шастать под дождём! — придерживаясь за Финнигана, рыжий улыбается и машет рукой. — Идите уже сюда, я замучился вас ждать!
— Идём, Гарри, — Гермиона ободряюще обнимает друга за плечи, и тот наконец-то замолкает. — Дождь уже почти закончился.
Поттер потирает лоб и, вздохнув, тоже закидывает руку на плечо Гермионе.
Так они пересекают улочку, обнявшись. Что-то пьяно лопочет Рон, но удивленно замолкает, когда они принимают и его тоже в свое крепкое объятие. И вот здесь, в коконе её любимых мальчишек, от которых слегка пахло выпивкой, Гермиона понимает, что с ними случилось что-то.