С этим заявлением остальные пассажиры замолчали. Стейша включила радио, и из динамиков зазвучала «We never met». Трин даже не удивилась. Песня по-прежнему лидировала на первом месте, и, казалось, все новости в СМИ, негативные или позитивные, только помогали ее славе. Видимо, правду говорят: не существует такого понятия, как негативные отзывы в прессе.
К тому времени, как они добрались до места проведения шоу, открытие уже состоялось, и все толпились вокруг, с нетерпением ожидая выступления Хлои. Трин заметила группу девушек в футболках с надписью «Аванаманы» и плакатами в руках, и быстро отвернулась от них. Нет необходимости в повторной стычке с сумасшедшими фанатками. Трин лишь надеялась, что ее не узнают.
Она села в конце прохода рядом с Брайной и попыталась расслабиться.
Брайна разговаривала по телефону, вероятно, раздраженная тем, что ей приходится присутствовать на еще одном концерте Хлои. Трин считала, что музыка Хлои нравится Брайне, но история с Гейтсом, должно быть, сильно подпортила их отношения. Брайна, как никто другой, могла таить обиду. Несмотря на то, что она была счастлива с Эриком, а Гейтс давно остался в прошлом, Брайна все еще не доверяла Хлое. Трин очень хотела доказать, что она неправа.
Она достала из сумочки телефон, собираясь написать Деймону. Но когда посмотрела на экран, там ее уже ждало сообщение от него.
Сразу после этого просигналило еще одно сообщение.
После инцидента со взломом, и Хлои, и Деймон получили новые телефоны. И Трин знала, что он, вероятно, не хотел, чтобы кто-то прочитал его личную информацию или изъял личную информацию о Хлое, но это сообщение снова заставило ее поежиться. Выглядело так, будто в прошлый раз с его телефона все же произошла утечка некой тайны.
На это Трин улыбнулась. Она была здесь. Просто он этого не знал.
В этот момент вспыхнули прожекторы, и из зала послышались одобрительные возгласы. Все вскочили на ноги, когда на сцене в облаке дыма появилась Хлои, исполняя вступительную песню к своему одноименному альбому. На ней был черный костюм с блестками и ботильоны на убийственном каблуке. Темные волосы были разделены пробором посередине, она выглядела сексуально. Никто бы не догадался, что весь день ее одолевали приступы паники. Сцена была ее игровой площадкой, и ничто не могло повлиять на нее там.
Толпа пришла в восторг. Трин даже пришлось признать, что ей самой трудно оторвать взгляд от шоу, чтобы отыскать Деймона на заднем плане. Он играл на гитаре, не привлекая к себе никакого внимания. Просто джемовал, будто был частью группы.
Только когда он перешел к роялю, и луч прожектора направили на него, толпа поняла, что он скрывался сзади. Ее Деймон был совершенно счастлив вне центра внимания, спокойно играя от всего сердца.
На середине следующей песни Хлои подошла к роялю. Толпа взревела, когда она приблизилась к Деймону. Таблоиды сделали свое дело. Хлои пропела на ушко Деймону, а затем забралась на рояль. Он смотрел на нее, пока играл. На его лице застыла мечтательная улыбка, будто он проводил лучшее время в своей жизни. Но в глазах толпы, — Трин была в этом уверена — выглядело все так, будто он обожал Хлои, а не музыку.
Звучал тот же сет, что и в Атланте пару недель назад, когда Трин присутствовала на концерте. Трин узнала, когда они переключились с песен в быстром темпе на рок-баллады. Во время одной из перемен Хлои сменила свой скромный наряд на длинное струящееся белое платье, которое сверкало и переливалось для всеобщего любования.
Когда Хлои начала петь «Homesick», главный хит с ее дебютного альбома, она очаровала толпу. Песня повествовала о девушке, цепляющейся за свою первую любовь, и о том, как без него она тосковала по дому.
Когда Хлои перешла ко второму куплету, Трин ахнула. Она посмотрела на Брайну.
— Эта песня...
Брайна кивнула.
— Ага.
— Песня о Гейтсе? — прошептала Трин, наклоняясь к ней.
— Когда она вышла, это было так вопиюще очевидно. Я была шокирована, что даже коварная пресса не догадалась об этом.
— Просто... вау. Я бы никогда не догадалась.
Трин снова посмотрела на Хлои, испытывая к ней некоторую долю жалкости. Не то чтобы ее поступок в отношении Брайны и Гейтса был правильным, но ее чувства к Гейтсу, должно быть, были настоящими, раз она написала о нем такую трогательную песню.