Платон

Четвертая доблесть совершенного государства – «справедливость» (dicaiosyne). Ее наличие, ее торжество в государстве подготовляется и обусловливается «сдерживающей мерой». Именно в силу «справедливости» каждый класс, каждый разряд в государстве и каждый отдельный человек, одаренный известной способностью, получает для исполнения и осуществления свое особое дело. «Мы положили, – поясняет Платон, – что из дел в городе каждый гражданин должен производить только то одно, к чему его природа наиболее способна» (там же, IV, 433 А). Со всеми указанными выше тремя доблестями «состязается кроющееся в государстве стремление, чтобы каждый делал свое»: способность каждого делать свое борется за добродетель города с его мудростью, сдерживающей мерой и мужеством (там же, IV, 433 D).

Классовая точка зрения Платона, его социальный и политический аристократизм, восхищение обществом египетского типа с его кастовым строем, с характерным для него трудным осуществлением перехода из одной касты в другую получили чрезвычайно яркое выражение в платоновском понимании «справедливости». В этом понятии для Платона нет ничего уравнительного, сглаживающего или отрицающего различия классов. Менее всего Платон стремится к тому, чтобы уделить гражданам и классам граждан одинаковые права. Всеми силами он хочет оградить свое идеальное государство от смешения классов, от исполнения гражданами одного класса обязанностей и функций граждан другого класса. Он прямо характеризует «справедливость» как доблесть, не допускающую возможности подобного смешения.

Наименьшей бедой, по его мнению, было бы смешение или совмещение различных специальностей внутри класса работников производительного труда: если, например, плотник станет делать работу сапожника, а сапожник – работу плотника или если кто-либо из них захочет делать и то и другое.

Но было бы уже, по Платону, прямо гибельно для государства, если бы какой-то ремесленник или промышленник, возгордившись своим богатством или могуществом, пожелал бы заняться воинским делом, а воин, неспособный и неподготовленный к тому, чтобы быть советником и руководителем государства, посягнул бы на функцию управления или если кто-нибудь захотел бы одновременно совершать все эти дела (Платон, Государство, IV, 434 А-В).

Даже при наличии первых трех видов доблести многоделание и взаимный обмен занятиями причиняют государству величайший вред и потому «весьма правильно могут быть названы злодеянием» (cacoyrgia) (там же, IV, 434 С), «величайшей несправедливостью против своего города» (Платон, Государство, IV, 434 С). И наоборот, «делание своего» (oiceopragia) во всех трех видах деятельности, необходимых для государства, «будет противоположно той несправедливости, – будет справедливостью и сделает город справедливым» (Платон, Государство, IV, 434 С).

Макромир государства и микромир души отдельного человека

Для Платона государство не единственная сфера проявления «справедливости». Государство как бы макромир, которому соответствует микромир в каждом отдельном человеке, в частности в его душе. Согласно Платону, в душе существуют и требуют гармонического сочетания три различных элемента, или начала: 1) разумное (logisticon), 2) аффективное (thymos) и 3) неразумное, или вожделеющее (alogiston te cai epithymeticon), – «друг удовлетворений и наслаждений».

В государстве совершенного типа три класса его граждан – правители, воины и работники производительного труда – составляют гармоническое целое под руководством наиболее разумного класса. Но то же, по Платону, происходит и с душой отдельного человека. В душе также три составные части. Если каждая из них будет совершать свое дело под разумным управлением, то гармония души не нарушится. При таком действии души разумное ее начало будет в ней господствовать, аффективное – выполнять обязанность защиты, а вожделеющее – повиноваться и укрощать свои дурные стремления (там же, IV, 442 А). От дурных поступков и от несправедливости каждого отдельного человека ограждает именно то, и только то, что в его душе каждая ее часть исполняет предназначенную ей функцию.

Свой проект наилучшей организации общества и государства Платон считает вполне осуществимым только для греков. Для народов, окружающих Элладу, он неприменим в силу полной будто бы их неспособности к устройству общественного порядка, основанного на началах разума. Таков «варварский» мир в исконном смысле этого слова, обозначающем все негреческие народы независимо от степени их цивилизации и политической зрелости. Согласно Платону, различие между «эллинами» и «варварами» настолько существенно, что даже нормы ведения войны будут иными в зависимости от того, ведется ли война между греческими племенами и государствами или между греками и «варварами».