Платон – герой Союза

Громкий смех может перекричать только громкий мат. Он и перекричал. И майор спокойно продолжил:

— Прохождение будет поротное. Попробуйте только опозорить. Кстати, выборочно будут проверять знание статей Устава у офицерского состава. Ну, с этим то у нас проблем нет. А, офицеры? — ехидно так поинтересовался майор Чижов, вспомнив, как сам по молодости «бекал-мекал» на строевых смотрах.

— Да всё нормально будет, Георгич, не переживай. Дальше Афгана всё равно не зашлют, — пробовал успокоить ротного старший лейтенант Иванов.

— Так-то оно так, Ваня! Сотников, а ты чего сидишь, молчишь? И бледный какой-то. Не заболел случаем перед смотром-то? — с ироничной подковыркой поинтересовался майор.

— Да, живот что-то. С утра мутит, — ответил лейтенант.

— Ты давай угля поешь, марганцовочки попей. Ты мне здоровый нужен. Лечись. На этом всё, товарищи офицеры! Завтра хочу слышать жизнерадостный топот ног на плацу. С утра и до вечера! Сотников, всё понял?

— Так точно, — что-то булькнуло у летёхи в животе.

Как правило, именно в пятницу проводятся строевые смотры. Для чего? А потому, что впереди есть относительно «спокойные» дни: суббота и воскресенье. Именно в эти дни отрабатываются замечания после проведения строевых смотров. Личный состав пашет на плацу или потеет на политзанятиях, а у офицеров оргпериод — без права выхода за территорию части.

Строевой смотр был назначен на 10–00 местного времени. А уже к восьми утра на плацу начал собираться, доедая на ходу завтрак, ратный народ. Строились, перестраивались, выкладывали оружие и спецсредства, аптечки и н/з, пиротехнику и ещё много всякой военной всячины. Распотрошили ранцы — и в голову пришла мысль, что обратно уже так не сложить. А давайте попробуем? Попробовали. Влезло! Опять начали раскладку… Одели бронежилеты. Молодые быстро и умело, старослужащие медленно и с явной неохотой. Тяжело. Разрешили снять. Пока.

В 9-30 у штаба бригады заволновались. Волнение, будоража и набирая обороты, пошло по пока ещё не совсем ровным порядкам. Невидимой горячей волной качнуло ряды, одетые в восьми и двенадцатикилограммовые бронежилеты. По направлению от КПП побежал, почему-то пригибаясь, боец. Все поняли — едут! Были слышны двигатели БТРов (бронетранспортёр) и «Урала» сопровождения, но они так и не показались, остановившись за зданием штаба бригады. Ко входу в штаб подъехали два новеньких «УАЗ»-ика, из которых степенно вышли члены проверяющей комиссии, непривычно сверкая золотыми погонами. Встречал их «Батя» вместе с начальником штаба (которого все за глаза звали Тёща). У комбрига был сильный, зычный голос, но до конца плаца, где стояла разведрота, доносились только гласные и звонкие согласные. Типа:

— …ар… ёб… кал… су… аать!

Членов московской комиссии было семь человек, вместе с дедушкой генералом. После обязательных докладов и приветствий члены комиссии, сопровождаемые бригадными начальниками, разошлись по подразделениям. Донеслись первые команды «Смирно»! Взводный Иванов подошёл к Чижову и вполголоса сказал:

— Глядишь, Георгич, пока до нас дед доковыляет, устанет. Может обойтись ускоренной программой.

— Твоими бы устами, Ваня, плов кушать. А фиг, только перловку! — съязвил ротный.

Личный состав млел на сентябрьском, пока ещё по-летнему жарком солнце. «Броники» нагревались и тянули вниз. Хорошо, каски разрешили не одевать, а только предъявить. Недалеко, проверяющий полковник измывался над молоденьким лейтенантиком из автобата, другом Сотникова. Полковник что-то упорно показывал на брюки офицера. У летёхи было не лицо, а сплошное недоразумение. Он попытался искать сочувствия у стоящего недалеко командира автобата, но тот как-то боком-боком зашёл за строй и присел, зажимая рот от смеха. Вечером в курилке возле столовой летёха рассказал, что полкан докопался до его брюк. Оказывается, на брюках полевой формы должны быть стрелки! Стрелки! На полевой форме! Положено! Он, значит, в своём бэтэре целый день на карачках ползает, но брючки — со стрелочками. Бред.

Вдруг…

— К нам! Тащ майор, генерал к нам!

По краю плаца, заложив руки за спину, в сторону разведроты шёл генерал-майор в сопровождении подполковника, с папкой в руках, и Тёщи, в смысле — начальника штаба бригады. Командир роты заметил, что на груди у генерала, кроме золотой звезды Героя, наградные планки только боевых наград. «Скромные» три ряда по четыре планки. «Настоящий», — почему-то подумал Чижов, вспоминая мундир последнего советского генералиссимуса. На «деда» генерал явно не тянул. Среднего роста, поджарая спортивная фигура, умные, с хитринкой глаза. Слегка за шестьдесят, не больше. Генерал выслушал доклад Чижова, чётко развернулся перед строем роты и поздоровался:

— Здравствуйте, товарищи разведчики!